В принципе, я и не состриг ничего, просто подравнял как смог. Лёха побежал показаться маме и заодно попросить ещё денег, типа стрижка оказалась чуть дороже. Стрижка ей не очень понравилась. Она предположила, что стриг мужчина. Лёха возразил, что это была парикмахерша, очень общительная. Мама посетовала, что неровно, особенно сзади, а стрижка-то не дешёвая. Лёха повертелся перед зеркалом и сказал:
– Действительно криво, вот же, а такая общительная была. Она ведь мне ещё и ухо поранила. Ну ничего, пусть её бог покарает.
– Не богохульствуй!
Этот маршрут въелся в меня, как что-то, что въедается очень сильно. Этот маршрут – уже часть меня, или я часть этого маршрута. Я и есть этот маршрут, это я пролегаю… Нас трое. Я, стриженый Лёха и хромающий Шурик. Мы сами идём по себе, и я чувствую тяжесть наших тел. Но мы не идём – плывём. Я теку, как маршрут, и я же им плыву. Мы плывём мимо деда в белой кепке на левом берегу, мимо бабки в красном берете – на правом. Ива склонилась над водой на углу моего дома № 11 – здесь зигзаг, выплываем из дворов на тихую улицу Гая Дмитриевича Гая. Чтобы попасть с неё на Кропоткина, нужно забраться на берег – тут горка, на неё не заплывёшь, и потому мы уже идём. Идём маршрутом, который пролегает, а тот, что проплывает, плывёт себе дальше по территории фарфоровой фабрики, откуда мы в детстве воровали селитру, пропитывали ею газеты для «дымовух» или, смешивая с сахаром, делали «вулканчики». Фабрика у нас справа, слева старая инфекционная больница на бывшей окраине города, год постройки 1913-й: кирпичные корпуса, флигели, маленький морг (чем-то напоминает эль-фау-ар клиник из моего боннского маршрута, экономившего мне 2,5 евро). Между больницей и фабрикой – улицей Кропоткина пролегает наш маршрут.
Остановись, прохожий! Что это за здание с облупленной серой плиткой? Это же я её облупил! Не всю, может только один квадратик во времена вылазок на фабрику за селитрой, и за этот квадратик тащили меня голыми коленками по земле, в будку консьержки (или тогда это была ещё техничка), а потом составляли протокол. А пройдёт лет 20, и я войду в это здание гордым молодым специалистом, консультантом «1С», и кто-то из будки мне объяснит, как идти в бухгалтерию «Геосервиса».
Но маршрут пролегает дальше. Мимо общежития иняза, где в детстве можно было видеть первых негров. К общежитию надо спускаться с горки, да-да, это очевидно, что там маршрут протекает, сворачивая к синагоге на Даумана, за теннисными кортами впадает в Свислочь. Нам же надо прямо, через шумную улицу Варвашени, которая тут перетекает в Иерусалимскую – синагога на Даумана, бетонный куб с памятной надписью, что установлен здесь навечно в честь 2000-летия и пр. – пяти лет не простоит. Но нам не туда, нам в некрасивую бетонную арку, как в трубу, в которую заключена Кропоткина. За аркой старое здание, где находилась моя детская поликлиника. За ней у хлебозавода № 2 мы поворачиваем не к церкви Марии Магдалины, там был раньше архив, который перенесли в параллелепипед из красного кирпича с узкими окнами, это было ближе по маршруту, сразу за облупленной серой плиткой.
