Подбородка журналиста коснулись тонкие пальчики в сетчатой перчатке, игриво очертив линию скул и поманив его за собой. Девка приторно улыбнулась, ухватив мужчину за ворот пальто, увлекая его в тень узкого переулка. Джозеф не сопротивлялся, послушно брёл за развратницей, пока шум центральной улицы не превратился в неразборчивое эхо. Складывалось ощущение, что мужчина совсем лишился воли или даже рассудка.
Шлюха настойчиво толкнула его к кирпичному зданию. Фостер лишь раз глянул на неё, иронично и горько усмехнувшись – совсем дитя, по виду ровесница Мэри, но смотрит как умудрённая опытом женщина.
– Сколько? – холодно спросил он осипшим голосом.
– Три шиллинга, сэр, и делайте со мной всё, что пожелаете, – девица шагнула к клиенту и начала торопливо расстёгивать его брюки. – С чего хотите начать? Могу приласкать ртом. Поверьте, я знаю в этом толк, училась у француженок…
Фостер схватил её за руки и отпихнул от себя, продолжив самостоятельно расправляться с пуговицами.
– Я дам тебе пять шиллингов, и до самого конца ты этот самый рот больше не откроешь! Поняла?
– Да, сэр, – кивнула девушка, изображая, что заперла губы на ключ, да выбросила тот за спину.
– Хорошо, развернись, – приказал журналист.
Как только шлюха встала спиной к мужчине, он прижал её к стене, принимаясь задирать пышную юбку. Постучав носком ботинка по левой пятке девицы, Фостер заставил её расставить ноги шире и отвести бёдра назад. Затем приспустил брюки и без промедления вошёл в податливое тело. Раздался протяжный вскрик. Джозеф тут же зажал девичий рот рукой, наклонился к уху и прошептал:
– Ни звука больше, или не получишь ни пени…
Проститутка безмолвно кивнула, а мужчина принялся спускать пар.
Он брал её грубо, без эмоций, с каждым разом проникая всё глубже, двигаясь резче, отчаяннее сжимая пальцами тонкую талию. Ему было чуждо и это женское тело, и её душа. Не возникало желания опробовать на ощупь упругую грудь. Не хотелось созерцать стройные бёдра, слышать сладкие стоны, чувствовать ласковые прикосновения. Его потребность заключалась в другом – мужчина жаждал вырвать из своей груди чувства, которые испытывал к Говард. Пытался, пусть временно, но заменить их чем-то другим. Похотью, страстью, гневом, не важно! Впрочем, ничего не помогало! Он погружался во влажное тело проститутки, но с каждым движением его разум всё отчётливее воспроизводил в памяти любимые черты, звонкий мелодичный смех, аромат цветочного масла, которое Амелия добавляла в воду, когда принимала ванну.
