Может быть, у Ваэрдена и впрямь получится то, что он задумал?
Свет в окнах флигеля, как всегда, не горел — зверь его не жаловал, довольствуясь отблесками со двора. Рейн задумчиво застыла на крыльце, не решаясь ни постучать, ни войти просто так. Он ее наверняка слышит, и наверняка не рад приходу. А отступать некуда, иначе ей придется ночевать во дворе на снегу. Отец высказался яснее ясного — ее не пустят никуда, кроме Волкова логова. Помедлив еще немного, ифенхи все-таки толкнула незапертую дверь.
Это хорошо, что девчонка убежала к кострам. Мешать, по крайней мере, не будет.
В доме было тихо. С шипением сняв заснеженный полушубок, Рейн повесила его на крюк и огляделась. Стоило глазам привыкнуть к почти полной темноте, как проступили очертания скупой обстановки. На низком лежаке виднелся неподвижный холмик одеял. Ифенхи прислушалась — дыхание было неровным, местами судорожным. Значит, не спит. И более того, заснуть боится.
Женщина тихонько вздохнула и присела на край ложа.
— Ну и что с тобой стряслось? — спросила она, не рискуя дотронуться. От Волка настолько веяло диким зверем, что Рейн всерьез опасалась остаться без руки.
— Какого алден тебе надо? — рыкнул он из-под одеяла.
Отвечать следовало осторожно, тщательно выбирая слова. Женщина подавила вздох и постаралась, чтобы голос не выдал опасений. Малейшая ошибка — и все придется начинать сначала.
— Что же я, по-твоему, не вижу, как ты по утрам на тренировках спишь? У тебя глаза стеклянные.
— И? — мрачно фыркнул Ваэрден. — Тебе какое дело до этого?
— Беспокоюсь. Вдруг ты в самый ответственный момент свалишься от усталости?
— Не свалюсь. Это все, что ты хотела узнать? — голос из-под одеяла сделался еще холоднее.
— Нет, — тихо ответила Рейн. Наконец решившись, она молниеносным движением прижала ифенху к постели вместе с одеялом. Улеглась сверху, не давая вырваться и пустить в ход когти, и заглянула в глаза. — Я хочу знать доколе ты будешь убивать себя.
В ответ раздался отборный мат, зверь отчаянно забился, пытаясь освободиться, и взвыл. На долю мгновения ифенхи растерялась, но отступать было уже поздно. Вырвется — убьет. Так что ей пришлось держать его изо всех сил, напрягая каждый мускул. Пару раз клыки щелкнули возле самого горла. Он захлебывался рыком и шипением, тело неестественно выгнулось в судороге. Ей стало страшно — уже за него самого.
«Тьма изначальная, что же с тобой творили?!»
Кое-как высвободив одну руку и навалившись на Волка всем весом, ифенхи исхитрилась пережать ему сонную жилу.
