— Это мое любимое место, — говорю я Сэму. — Вон на той скале я впервые подстрелила оленя. С ее вершины можно увидеть все острова как на ладони. Когда я умру, я хочу, чтобы мой прах развеяли здесь.
— Ты самая странная балерина, что я когда-либо видел.
Я смотрю, как Сэм правит шлюпкой, которая его спасла. На нем дядина толстовка с надписью «If You Must Smoke, Smoke Salmon»[28]. Так странно видеть этого парня в одежде моих родственников, как будто мы создали его из ничего. Или пытаемся его переделать, ведь это мы его нашли. Я его нашла. Я гоню прочь мысль о том, что так, наверное, не очень хорошо поступать с человеком.
— Ты в порядке? — спрашиваю я его.
Он пожимает плечами, этому он тоже научился у папы и дяди. Видимо, жесты передаются с одеждой.
— Ты можешь мне рассказать, — говорю я, но это звучит так, словно я его принуждаю.
Он смотрит на меня с полуулыбкой. Я и не знала, что мне нравится, когда на меня так смотрят и улыбаются мне. Даже если не во все тридцать два зуба.
— Старая привычка… — произносит он и замолкает.
Я жду. Он пытается подобрать слова, но я уже знаю, что обычно это для него не проблема.
— Когда отец пропал, мне казалось, что я предаю его, если не думаю о нем каждую минуту… — Он делает такие длинные паузы между предложениями, что я задерживаю дыхание и жду, что же он скажет дальше. — И теперь я знаю, что его больше нет.
— Мне очень жаль, — это все, что я могу сказать.
— Дело даже не в этом. Просто… Я понимаю, что Хэнк на меня злится, но уже прошло много времени, а он меня не ищет. Может, он и не видел, что меня спасли. А вдруг он думает, что я мертв?
Ох.
Я должна что-то сказать, но что? О чем он, по-моему, думал? О том, что еще никогда так не развлекался, ведь теперь он чистит рыбу, вдыхает вонь от слизи, вытекающей из горбуши, и проводит время со мной? Я что, держу его за бездомного щенка? Папочка, давай его оставим, пожалуйста?
— Ну, думаю, папа может снова связаться с паромом, — я стараюсь, чтобы мой голос не звучал так, будто я считала, что он думает обо мне.
— Ты ревнуешь? — спрашивает Сэм. Но это больше похоже на утверждение, а не на вопрос.
— Нет, конечно.
— Правда? А такое чувство, что ревнуешь. Ну немножечко?
Я набираю в ладони воду из-за борта и бросаю в него, пытаясь скрыть то, что он прекрасно понимает.
— Слушай, — говорит Сэм, — кажется, у меня больше нет сухой одежды.
Он прав, и я перестаю брызгаться.
— Расскажи мне о твоих братьях, — прошу я.
Почему я продолжаю врать? Я понимаю, что он все время будет думать о них, но у меня такое ощущение, что он отдаляется всякий раз, когда мы могли бы стать ближе. Что плохого в том, что мне хочется, чтобы Сэм сказал, как он рад, что я его спасла, и что он никогда еще не был так счастлив, и чтобы потом он заткнулся и поцеловал меня наконец?
