— В некотором смысле да. Это Дева Мария, — объясняет отец Коннери.
— Бог — ребенок? — Банни ошарашена.
— Это долгая история, — еле слышно произносит Дамплинг и смотрит на меня, будто я каким-то образом могу направить разговор в другое русло. Мы обе слышали, как Лилия пыталась объяснить все это Банни, но очевидно напрасно. Лилия рассказывала, что Иисус — сын, а Бог — его отец. Бог смог поместить Иисуса внутрь Марии так, что ей не пришлось делать ничего непристойного (Лилия так и сказала), и Банни была уверена, что тут речь идет о мужских срамных частях. Если Банни заговорит об этом при священнике, клянусь, я ее убью.
— А можно мне содовой? — спрашиваю я.
— Конечно! — отец Коннери вскакивает со стула.
Дамплинг в качестве последнего предупреждения вдавливает ногти в запястье Банни и смотрит на меня, намекая, что нам пора уходить. Но в этот момент дверь открывается, и на кухню входят две пожилые женщины. У них на груди висят распятия, и одеты они в длинные черные облачения. У них красные лица, и на лбу виднеются маленькие капельки пота, наверное, из-за черных капюшонов, напоминающих полотенца, намотанные на голову.
Женщины улыбаются и приветствуют нас, будто для них нет ничего необычного в том, чтобы прийти домой и обнаружить там детей, которые едят их крекеры и пьют их чай.
— Вы трое, должно быть, из рыболовецкого лагеря, который расположен вверх по течению, — говорит та, что пониже ростом.
Дамплинг кивает, но не поднимает глаз. Ее вдруг страшно заинтересовал голубой узор на фарфоровой чашке.
— Что ж, я сестра Мэри Пэт, а это сестра Мэри Луиза. Добро пожаловать.
Женщина, которая произнесла эти слова, очень худая, и лицо ее покрыто морщинами, но у нее блестящие добрые глаза, похожие на две спелые ягоды. Вторая женщина, которая просто кивает и тянется за печеньем, чуть полнее своей спутницы, и морщин у нее поменьше, а за толстыми стеклами ее очков почти не видно глаз. Я задумываюсь, всех ли монахинь зовут сестра Мэри что-то там.
— Нам пора, — говорит Дамплинг. — Нас, наверное, ждут в лодке. — Она кладет руку Банни на плечо и подталкивает ее в тот момент, когда та хватает мою баночку содовой, и напиток разливается по столу. Мы в ужасе смотрим на растекающуюся лужу, но все остальные как будто не обращают на нее никакого внимания.
— Постойте, куда вы так торопитесь? — спрашивает отец Коннери. — Разве вы не хотели задать какой-то вопрос?
Но Дамплинг думает только о том, чтобы увести нас отсюда. Она копошится, надевая ботинки, и мы с Банни следуем ее примеру. Банни приходится сложнее всех: одной рукой она держит баночку содовой, и весь пол от стола до двери теперь усеян липкими капельками.
