Когда я дохожу до угла, Танцующий Псих бросает мне: «Ну и где ты сегодня не облажалась?» Затем он принимается выкрикивать числа, как будто он инструктор по строевой подготовке: «Восемнадцать, семь, три, сорок два, девять».
Я не обращаю на него внимания. Он всегда кричит мне одни и те же слова и какие-то взятые с потолка числа. Никто не понимает, о чем он говорит. Но когда я поворачиваю за угол на Вторую авеню, его слова, подобно ледяному туману, начинают клубиться у меня в голове. Я облажалась, потому что опоздала в школу и не сдала домашку по алгебре. Я облажалась, потому что не могу избавиться от кошмаров и все еще сплю, подперев дверную ручку стулом, хотя вот уже несколько месяцев все в порядке, ведь я теперь ночую у Дамплинг. Я облажалась, потому что пообещала себе, что Танцующий Псих не сможет заставить меня загибать пальцы, перечисляя, где я облажалась, пока вспоминаю, где не облажалась.
Потом к Дамплинг домой приезжает моя мама и говорит, что отвезет меня в магазин Goodwill за новыми зимними ботинками. Повторяю: Мама говорит, что отвезет меня в Goodwill за новыми зимними ботинками. Может показаться, будто это что-то незначительное и будничное, но не забывайте, я теперь живу с Дамплинг. Ее отец приносит домой лосятину, оленину и куропаток, а ее мама готовит все это в дровяной печи в огромных чугунных горшках, и кажется, что весь дом пропитан мясной подливкой. Никто ни на кого не кричит и не швыряет об пол рамки с фотографиями, у которых трескается стекло и которые потом снова вешают на стены. У Дамплинг дома мне не надо вглядываться сквозь трещины в лица из прошлого, которые предупреждают меня: слышишь звон стекла — прячься.
И вот, когда мама приезжает к Дамплинг домой, будто она просто милая соседка, которая предлагает подбросить меня до магазина Goodwill, я не понимаю, что происходит. Я знаю, что отец Дамплинг тоже в недоумении, но никто не говорит ни слова. Папа Дамплинг пожимает плечами, теребя подтяжки, а ее мама накладывает спред Crisco в жестянку из-под кофе и кивает в сторону замороженной черники в раковине, напоминая мне, что акутак (эскимосское мороженое) будет готов к моему возвращению.
— Она готовит его только для тебя? — спрашивает мама, когда мы садимся в ее ржавенький синий шевроле. Я пожимаю плечами и проверяю, хорошо ли затянут трос. Он держит дверь, чтобы она не распахивалась на поворотах. Что мне еще нравится в семье Дамплинг — ее мама знает, какой у меня любимый десерт, и готовит его специально для меня, не привлекая к этому особого внимания. А еще у них дома на всех дверях крепкие замки.
