1.3. Антиякобинские брошюры Бабёфа
В октябре 1794 г., когда Бабёф от проповеди антиякобинизма стал все отчетливее переходить к критике Конвента, его издатель Гюффруа прекратил с ним сотрудничество и выступил с открытым письмом, где пространно перечислил заблуждения своего бывшего подопечного и объяснил причины разрыва их отношений{121}.
Выход газеты временно прекратился. Бабёф остался без типографии, а следовательно, и без политической трибуны. Доступ к трибуне в прямом смысле слова он тоже вскоре потеряет: лидеры Электорального клуба подвергнутся аресту, сам клуб будет изгнан из помещения епископства, и к ноябрю прекратит существование. Тем не менее Бабёф — к этому времени он уже именовал себя Гракхом — не выпал из общественной жизни и продолжал очень чутко реагировать на все злободневные темы.
Что же было актуально в Париже в октябре-ноябре 1794 г.?
Главной в повестке дня по-прежнему оставалась тема осмысления якобинского и террористического прошлого и прощания с ним. Если по поводу второго элемента этой пары и личности Робеспьера общество вроде бы пришло к консенсусу то что делать с якобинцами и есть ли место этому клубу в обновленной республике, было непонятно. С одной стороны, клуб продолжал работать и по-прежнему пытался вести себя так, как будто он является выразителем всеобщей воли и особой инстанцией, оценивающей «правильность» или «неправильность» политиков. «Вчера в группах [собравшихся в общественных местах. — М.Ч.] с жаром обсуждали за и против якобинцев, — докладывал полицейский осведомитель о событиях первого дня нового III года (22 сентября 1794). — Всеобщим является желание сохранить общество с истинным духом этой организации, очистив его от всех злодеев, которые могут быть в его лоне»{122}. Но клубу не нашлось места в новой реальности. Якобинцы в силу самой своей сущности не могли быть в оппозиции — а то, что они не были у власти, становилось все очевиднее. Кроме того, существовал страх якобинского реванша, возврата террора. Этот страх в какой-то мере подкрепил якобинский мятеж в Марселе, произошедший и подавленный в сентябре{123}. В октябре Конвент запретил клубу аффилировать провинциальные общества и подавать коллективные петиции. Месяц спустя он подвергся погрому со стороны мюскаденов. Под предлогом недопущения беспорядков в дальнейшем клуб был закрыт.
Еще одной темой, которая привлекала всеобщее внимание в ноябре-декабре 1794 г. был суд над Каррье (это нашумевшее дело уже мельком упоминалось выше в связи с рядом писем). Начался он как суд над лицами, арестованными самим Каррье в бытность его комиссаром в Нанте и отправленными под трибунал в Париж. Однако разбирательство очень быстро выявило такие ужасающие подробности террористической деятельности Каррье, что на скамье подсудимых очень быстро оказался он сам и близкие к нему люди. «Общественное мнение явно настроено против Карье и якобинцев, — докладывал полицейский осведомитель 21 ноября 1794 г., - несколько граждан попытались стать на защиту этого представителя, но публика их арестовала и отвела в комитет общей безопасности»
