Люди конца XVIII в. не могли подобрать подходящего слова для обозначения друзей Бабёфа, поскольку его еще не было. Лишь следующий век, XIX, породит это слово. Пуще прежнего пугая обывателей, пойдет оно путешествовать по Европе, а сто лет спустя после смерти Бабёфа докатится и до России. В веке XX оно уже будет знакомо всем школьникам, и одни станут произносить его с ненавистью, тогда как другие — с восторгом.
Слово это — КОММУНИСТЫ.
На рубеже столетий, когда век белых париков уже закончился, а век черных сюртуков еще не настал, когда Робеспьер уже лежал в могиле, а Бонапарт еще не помышлял о власти, когда Павел вот-вот должен был занять место Екатерины II, а паровая машина — прийти на смену лошадиной тяге, кучка странных французов впервые в истории предприняла попытку построить в масштабах целого государства общество, основанное на коллективной собственности.
Впрочем, кучка ли? И такими ли уж странными были они для своей эпохи? Эти вопросы будут среди многих, на которые мы попробуем дать ответ в данной книге. Попробуем, конечно, не впервые.
* * *
Историография бабувизма чрезвычайно обширна. Интересующийся ею читатель может обратиться к приложению этой книги и убедиться, что история изучения заговора «равных» могла бы стать темой самостоятельной монографии. При этом российские и советские историки внесли в изучение этого события вклад не меньший, чем их французские коллеги.
Сложилось так, что заговор Бабёфа (или заговор «равных», как называли сами себя его участники) стал для отечественных историков XX в. одной из «любимых» тем. И дело не только в том, что, будучи марксистами, советские исследователи не могли не уделять первому коммунисту-практику особого внимания. Той особой значимостью, какую Французская революция в целом всегда имела для русской интеллигенции, объяснение тоже не исчерпывается. Дело в том, что в России находится значительная часть архивов Бабёфа. Невозможно приступать к повествованию, не рассказав о них хотя бы в нескольких словах, ведь без этих архивов не появилась бы эта книга.
В настоящее время разнообразные документы, имеющие отношение к жизни и деятельности Бабёфа, а также — к созданной им подпольной организации, находятся в фонде 223 Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ). В силу привычки, обусловленной профессией февдиста (специалиста по сеньориальному праву), Бабёф тщательно сохранял все свои бумаги, включая тексты речей, полученные письма и черновики ответов на них, благодаря чему корпус оставленных им документов является одним из наиболее богатых среди личных фондов деятелей Французской революции XVIII в.
