Он неожиданно выжал сквозь сомкнутые зубы:
– И мать, и отец – оба мне противны!
Но его тут же изумило, что он мог подумать столь неуважительно, столь низко о родителях, тем более о родной матери.
4
Закончил институт и удачно, но по хлопотам матери, распределился в конструкторское бюро крупного монтажно-строительного управления в родном Иркутске, а не куда-нибудь в захолустье, на таёжные стройки, как многие его однокурсники. Зажил степенно, размеренно и легко.
Однако хватило его на год или чуть больше: надоела сонноватая тишина кабинета и зевания коллег, надоели шепотки и сплетни, надоело притворяться, что усердно работаешь, когда появлялось высокое начальство, надоел даже скрип карандашей и шуршание ластика. И от запаха бумаги отчего-то подчас подташнивало.
Хотелось настоящей, а не придуманной жизни, хотелось больших дел.
Перебрался из бюро на стройплощадку, в прорабы, – бюро недоумевающе и насмешливо пошепталось вслед. Перебрался на стройплощадку с её прокуренными, пропотелыми бытовками, с матюгами и выпивками рабочих, с холодом и зноем, с распутицей и пылью, с грохотом металла и выплесками огня, с ужасными навалами стройматериалов и устрашающим скрежетом кранов, – со всем тем, что молодому, увлечённому Льву понравилось сразу, потому что жизнь вершилась непритворная, настоящая, хотя в чём-то невыносимо грубая и даже бестолковая. Он редко встречал среди строителей людей унылых, раздражительных, некомпанейских. И, бывало, ему не хотелось возвращаться домой, – заночёвывал в бытовке.
Мать огорчилась предпочтением сына, но не требовала вернуться в бюро, лишь неопределённо, на какой-то свой внутренний незатихающий с годами спор с бывшим супругом сказала сыну:
– Весь в отца: от добра добра ищешь.
– Называется, похвалила.
– Вот тебе ещё похвала: тихушник ты и противленец неисправимый. А это уже, можешь считать, что от отца.
– Спасибочки, дорогие родители.
– Не обижайся, Лёвушка. Я только добра тебе желаю. Будешь теперь мотаться по стройкам…
Она замолчала, прикусив губу.
– Что же не скажешь: как твой отец?
– И скажу: как твой отец, – принуждённо засмеялась мать.
Попыталась потрепать сына по волосам, но он увернулся.
– Я хочу жить своим умом.
– Какой же ты вредный вырос. Невыносимый ребёнок. – Помолчав, неожиданно осевшим голосом сказала: – Ты уже давным-давно не называешь меня мамой.
Лев не перенёс её глаз, отвернулся. Он и не подозревал, что не называет её мамой, просто мамой, как и д
