— Ты намеренно упустила, что ведьме нужен был ребенок от тебя и моего сына, чтобы принести его в жертву хаосу. Ведь это было условием твоего обратного превращения, — Хэвейд опустил взгляд. Теперь он смотрел на перстень, который по-прежнему вертел на пальце. — Скажи… дочка. Ты не жалеешь о… сделанном тогда выборе?
Марика сузила глаза.
— Желаешь… поковыряться в… моей… душе?
Старый король качнул головой.
— Ответь на вопрос, — не поднимая взгляда, попросил он. Принцесса шумно вздохнула.
— Будь у меня выбор, я бы еще раз прищучил эту гадину. Все. Теперь я могу идти?
— Значит, твой выбор был сделан в ту ночь, когда мы убили ведьму, — король будто не слышал последних обращенных к нему слов. — Так сколько же времени тебе понадобится, чтобы его принять?
В голосе старого Хэвейда слышалось едва заметное раздражение. Та, которую звали принцессой Марикой, зло хмыкнула в ответ.
— Ты ведь не поймешь, король. Никто не поймет. Этому нет места в человеческом языке, — романка повозилась в кресле, опираясь на подлокотник. — До встречи с твоей паскудной ведьмой я знал, кто я. После… мне пришлось мириться с обликом этой женщины и принимать многое из того, что должно женщинам. Но это не сделало меня женщиной.
Марика запнулась. Король не торопил, проворачивая свой перстень.
— С тех пор, как Лей соединил меня с твоим Седриком перед своим алтарем, я все пытаюсь… покориться его воле и быть ему женой, — юная женщина поочередно подобрала и вытянула каждую из своих ног. — Выходит так хорошо, как если бы каменщика посадили тачать сапоги. Из меня паршивая жена, король. Но я стараюсь. Женские соки, которые текут во мне… Они меняют. Порой мне кажется — я и вправду никогда не знал другой жизни. Всю мою семью унесла красная лихорадка, когда я был еще совсем молод. Вы, Дагеддиды, давно стали моей второй семьей. В такие минуты я забываю себя. Чувствую себя… частью вашего рода. Принцессой, мать ее, Марикой. Женщиной. Caenum! Но ведь я — не женщина! Мне кажется — я схожу с ума. Или уже сошел. Кто я? Или что я? Как я теперь должен называться? А, король?
— Твое имя — Марика, — Хэвейд поднял глаза. Тон его снова сделался жестким. — Ты — жена моего сына и мать его детей. Так уже случилось. И так будет впредь. До самой твоей гибели никто не должен узнать этой постыдной тайны. Помни о нашем уговоре!
— Я не могу измениться, — принцесса бормотала уже больше для себя, нежели для собеседника. Взгляд ее сделался отсутствующим и усталым. — Я — это я, король. Я… не понимаю себя. Мне тошно… и в то же время я испытываю вину перед детьми, которым я нужен, как… мать. Перед Ираикой, которая все терпит мое пренебрежение… Даже перед Седриком. Я до сих пор готов удавить твоего сына, когда он ложится со мной… но этому бабьему телу нравятся его прикосновения! Король, я… мне иногда кажется, что разум мой раздваивается. Я не понимаю, что я. Я пытаюсь смириться. Пытаюсь просто жить. Но временами меня гложет такая тоска, что…
