– Конечно же, они ей нравятся, это ее любимая порода, она всегда мечтала о пуделе абрикосового цвета. – В голосе мамы появились нотки ужасного страдания. – Только поэтому я и завела ее.
– Ты хочешь сказать, что собиралась обменять Медок на Чарли? – спросила сестра с легкой грустью в голосе.
– А зачем же еще я бы купила этого блядского пуделя? – резко ответила мама.
Мы втроем сидели перед нашим последним коллажем (из рекламы сигарет Rothmans, Silk Cut и Gauloise).
Сестра сказала:
– Ну, похоже, Чарли вернул Медок.
– Но почему? – сказала я. – Ведь она явно так понравилась миссис Бэйтс.
Мама слушала наш бессодержательный и уклончивый разговор.
– А ты что думаешь? – спросила сестра, имея в виду «не заставляй меня объяснять».
Когда я уже больше не могла переносить молчание, то сказала:
– Это знак – знак того, что он не хочет следовать плану.
Мама закатила глаза и судорожно сглотнула.
– Он говорит: забирайте своего пуделя, все кончено. Вот как я это вижу, – сказала я.
– Думаете, он это имеет в виду? – спросила мама, а Медок спрыгнула на диван, и мама ее прогнала.
– Да, честно говоря, я так думаю, – услышала я свой ответ. Раньше я никогда так смело не высказывалась, но отвечать честно и прямо мне понравилось.
– Позвоните ему, – сказала мама. – Пожалуйста, позвоните ему кто-нибудь.
Сестра позвонила, что было очень благородно с ее стороны. Но она была старшей, и это самое меньшее, что она могла сделать, учитывая, что до тех пор все, что касалось Чарли Бэйтса, делала я. Без конца разъезжала на велосипеде, шпионила и говорила.
– Я звоню узнать, почему вы вернули Медок, – сказала сестра в телефонную трубку. – Да, такое случается, да, но не очень часто, я не знаю, возможно, это недостаток породы.
Сестра все говорила и говорила в том же духе, чем озадачила нас с мамой, мы все время смотрели друг на друга и хмурились.
Потом она сказала: «Понятно, хорошо. Хорошо. Я ей скажу».
Сестра повесила трубку и сказала, что Чарли вернул Медок из-за дефекта тазобедренного сустава. Медок снова прыгнула на маму, и на этот раз она ее осторожно погладила.
– И ему не понравилось, что либеральный кандидат навел лоск на кухне без его разрешения, и – сказала она без паузы, – похоже, что он с тобой порвал.
Мама не заплакала, но уставилась в одну точку и усиленно моргала и сглатывала.
Стыдно признаться, но я все-таки пролила несколько слез, не из-за нас или мамы, но из-за установленной кухни, и крутящейся стойки для сковородок, и всего хорошо продуманного предприятия, которое не принесло никаких плодов. И из-за Медок, которую вернули нам за ненадобностью, а маме даже не нравились пудели, она вообще считала их дурацкими собаками, но все-таки купила одного в рамках своей кампании. И из-за миссис Бэйтс, которая всегда мечтала о пуделе.
