Через два года после этой ссоры и ее изгнания началась реновация, старый Сиверск отмирал и пустел, квартиры в нем дешевели и дешевели, жители мигрировали в мегаполис. С шестидесятого года трущобы официально стали трущобами, и тетя, как и очень многие одинокие и бедные, дотянула неизвестно какими силами до семидесятого года. В приют ее забрали уже больной полиартритом. Отец, если и вспоминал о ней, то очень редко. Я лишь знала о ее существовании, но за всю взрослую жизнь и в голову не приходило поискать родственницу, тем более, что папа описывал Эльсу не самыми приятными красками. А тут вдруг пришла бумага — есть ли добровольцы на опекунство такой-то? Самым близким был отец, но он не захотел ее хоть раз увидеть, не то, что заботиться. А я, наоборот, решила съездить и посмотреть…
Задумавшись о том, как печально сложилась судьба старухи, я воспринимала музыку фоном и вскоре не смогла ее вытерпеть — так она шла в разрез с мыслями. В итоге отключила плеер и вытащила наушники. Пошла как есть.
Сколько их там, в жилых островках мертвого города? И каждый не думал, в страшном сне не видел, что придет к такому. Запертые в квартирах, как в клетках, больные и старые. Кто-то успевал побывать в приюте, прежде чем родня забирала, а кто-то попадал сюда сразу. Очень мало счастливчиков оставалось жить вместе с родными в полихаусах.
Я встряхнула головой и ненадолго остановилась. Сегодня как-то особенно накатила непонятная тоска… И еще это метро, явление чужих мыслей, пугающее своей необъяснимостью. Готова была точно также воскликнуть, как незнакомая Наталья: «…что вдруг стряслось за последние две недели? Откуда эта тревога?». Это почти про меня. Неспокойно на сердце, муторно, будто радар включился…
— Нюф! Отдай газету, это тебе не палочка!
Голос раздался из арки, а за ним, спустя секунды, собачье гулкое «Гха-а-ав!». Остановилась я напротив дома, который звался «великой стеной», таких стояло несколько в трущобах, — длиннее всех прочих, на тридцать подъездов со сквозными проходными арками. И до той, откуда послышались звуки, мне не хватило несколько шагов.
Но дело в том, что дом опечатан, арки закрыты воротами-жалюзи с двух сторон. Мой освещенный путь вел по одной стороне тротуара, а «великая стена» уже стояла в темноте, через параллельную пешеходную дорогу и участок пустого газона. Но я рассмотрела, что арка была темной, а не с белым щитом ворот. Превратившись в слух я медленнее обычного прошла вперед, пытаясь понять, что там происходит.
