Приплыли. А рука — то явно взрослому мужчине не принадлежит, да и тело тоже, это я выяснил, поглядев на свои тощие ноги. Интересно в кого это меня закинуло? К черту, нечего здесь рефлексировать, я так думаю, времени у меня будет для этого еще много, а сейчас жрать, желудок уже не просто млел от предстоящего наполнения, он уже начал нетерпеливо скручиваться, требуя от хозяина прекратить заниматься ерундой и начать быстрее работать ложкой. Честно говоря, каши оказалось мало, с трудом подавил желание облизать миску, подкрашенная чаем теплая вода в граненом стакане тоже, не задерживаясь, ухнула внутрь, немного подавляя голодные спазмы. Хм, ну что же, из — за стола надо вставать с чувством легкого голода, надеюсь, в обед меня ожидает что — нибудь более существенное. Ну, естественно про «вставать» я поначалу подумал в переносном смысле, однако буквально через пару минут стало понятно, что сие действие придется все же осуществить на практике — как будто вся та пародия на чай, не задерживаясь в организме, сразу переправилась в мочевой пузырь. Памятуя о вчерашней попытке бодаться с полом, а так же ориентируясь на состояние организма, решил сначала проверить наличие «утки» под кроватью, вроде как это является обязательной опцией для нетранспортабельных больных. О! Есть, сие несложное приспособление действительно присутствовало, живем.
Ну, вот, на мозг теперь не давит ни желудок, ни то, что пониже, следовательно, можно заняться собой и немного порефлексировать, а это придется делать — иначе никак. Сначала неспешно огляделся: небольшая палата на четыре койки, из которых заняты только две — та, на которой я сижу, рядом с дверью, и у окна. Но там все гораздо хуже, на плоской подушке голова в бинтах, из — под которых проглядывает чернота синяков, нехило кому — то досталось. Причем рядом с койкой приютилась кособокая стойка капельницы, с ободранной местами краской, и то, что ее не убрали, много говорило о состоянии больного. Интересно, а я лучше выгляжу? Пощупал бинты на голове и решил, что досталось мне явно меньше соседа, но насколько еще следует определить, а так как зеркала нет, вопросом внешности озаботимся позже. Окно…, окно монументальное, высокое, с рамами, в которые можно вставлять небольшие стекла, и вряд ли его можно просто так открыть, интересно, что форточка на нем находилась на середине высоты, что не удивительно, если бы она находилась выше, то добраться до неё можно было бы только с подоконника. Кстати, подоконник тоже высоко и просто так на него не забраться. Ну и в довершение всего, красили эти окна видимо часто, так как повсюду были видны закрашенные следы от защищенной в разное время старой краски. Кровати, расставленные в палате, из серии «прощай молодость», с панцирной сеткой, как в армии, в которой мне довелось оттрубить два года, скрипучие, но не разболтанные. Матрасы ватные, но живые, то есть набивка еще не успела рассыпаться и сбиться в комочки, не в пример тощей подушке с большой синей печатью на наволочке. На спинке кроватей проволокой прикручены планшеты, на них что — то должно быть написано, надо будет потом добраться и посмотреть. О прочей «мебели» говорить не буду, такое в мое время без разговоров выкидывали на помойку. Ну, и как вишенка на торте, одинокая лампочка, свисающая с высокого потолка на полуметровом перекрученном проводе, который протянулся через весь потолок с помощью фарфоровых изоляторов к дверному выключателю.
