— Спасибо, — неопределенно отзывается она. Кладет ладонь себе на живот и вся освещается внутренней, невидимой на губах, но тем более несомненной улыбкой.
Об этой женщине писатель до сих пор ничего не знает, хотя они с самого начала сидят вместе в столовой, хотя кто, как не он, умеет разговаривать с людьми. Эта женщина не замыкается в себе, поддерживает беседу, вроде бы отвечает на вопросы и даже иногда задает ему свои, ей интересно, она и вправду читала его книги, — но вместе с тем остается закрытой, отдельной территорией, тщательно оберегаемым островком жизни среди чужого и явно враждебного мира. Точь-в-точь как их пансионат — посреди всей остальной мертвой земли.
Странный бородатый официант в палаческом фартуке («эти, которые теперь вместо людей», вспоминает писатель) подвозит громыхающую тележку, ставит на столик салаты и алюминиевую супницу. Женщина приподнимает крышку, выпуская клуб густого рыбного пара, морщится и кладет на место.
— Вам надо хорошо питаться, — говорит писатель. Ему неловко приступать к еде при ней. Протягивает очищенный апельсин. — Вот, возьмите для аппетита.
Женщина благодарит чуть заметным кивком. Она очень красива: безупречное тонкое лицо с огромными глазами и чистыми линиями кажется преувеличенно правильным, стилизованным, будто на иконе. Мадонна с младенцем, и уже, видимо, скоро. У нее родится очень красивый ребенок.
Здесь.
Она сосет апельсиновую дольку, не убирая левой руки с живота. Вот она, самая главная тайна, и приблизиться к ее разгадке ничуть не менее важно, чем понять до конца, что же произошло с внешним миром. И одно, вдруг со всей голой ясностью осознает писатель, непременно каким-то непостижимым образом связано с другим.
— Что вы делаете после обеда? — спрашивает он. И тут же по многолетней привычке сам досочиняет ответ: — Наверное, отдыхаете в номере?
— У меня северный, без балкона, — говорит женщина, и сожаление в ее голосе легковесно, как облачко. — А хочется все время смотреть на море. Пойду посижу на лавочке внизу.
Можно предложить ее проводить. Или, наоборот, пригласить к себе: у писателя в люксе огромная лоджия с великолепным видом на море и парк, и не в том он уже возрасте, чтобы такое предложение звучало двусмысленно.
Но он молчит.
В воздухе остро пахнет апельсином.
№ 48, стандарт, северный
(в прошедшем времени)
Женщин, которые продвигались впереди, она хорошо запомнила — не в лицо, а в круглые животы, один побольше, обтянутый бирюзовым свитером, другой малозаметный, задрапированный розовыми складками пончо с кистями, — и держалась их прочно, как буксировочного троса. Вникнуть в систему, по которой все это работало — а какая-то система должна была быть! — у нее не получалось категорически. После двух первых кабинетов она уже раз ошиблась, проскочила свой поворот, свернула не туда, и пришлось опять становиться в самое начало ленты, медленно и деловито ползущей под ногами по бесконечному лабиринту из коридоров и дверей.
