А гитару он и вправду слишком давно не держал в руках. До того, что с удивлением новизны вспоминал прохладную гладкость обечайки под кончиками пальцев, жесткую строгость ладов, шершавость струн. Подкрутил лады, поправляя чуть сбившийся строй, и взял пробный аккорд.
Элька подсела почти вплотную, устроилась возле его ноги, словно преданная собачонка, и Гоша, играя, вдыхал ее дурманящий запах, и думал о сегодняшнем выигрыше — уже спокойно, без остроты, как думают о вещах свершившихся, пережитых и неотменимых. Жизнь удалась, реальность прогнулась, и между ее виртуальным и объективным компонентами не было никакого противоречия, они самым чудесным и естественным образом дополняли друг друга.
Дозвучал последний аккорд, и Элька сказала мечтательно, в тональность, в унисон:
— И поедем в свадебное путешествие, забронируем «люкс» в пятизвездочном отеле, чтобы все включено… Да, Гоша?
Он усмехнулся, отставил гитару в сторону и взъерошил Элькины волосы, такие жесткие и непослушные, похожие на воробьиные перышки.
(настоящее)
— Как ты себе это представляешь? — спрашивает он.
— А ты предлагаешь вот так сидеть и ждать?! Пока и нас?!..
Элька похожа на мину-растяжку, она взрывается от малейшего прикосновения, неосторожного слова, даже от колебания воздуха рядом. Еще пару-тройку дней в таком режиме, и я сам ее убью, сумрачно думает Гоша. Хотя она, конечно, ни в чем не виновата. Просто дура; но от этого не легче.
После завтрака на веранде полно народу, они стоят у перил, курят, глухо бессвязно гудят. Гоша уже опознает в лицо троих студентов с двумя девчонками, тусовку ролевиков, папашу с дочкой, одну из старушек с их этажа (вторая, видимо, поднялась в номер к своей засекреченной собаке, лаявшей полночи) в окружении двух немолодых мужиков. У всех впереди длинный день, занять который решительно нечем, и вот сейчас, в моменте, они постепенно осознают, проникаются этой данностью. Вероятно, начинают строить какие-то планы.
У Эльки в руках маленькая шоколадка, не съеденная за завтраком. Короткие сильные пальцы судорожно ломают ее сквозь обертку и фольгу.
— Прямо сейчас. Пока никто больше не опомнился. Потом будет поздно, вот увидишь.
Надо ее утешить, обреченно приказывает себе он. Бабы так устроены, их постоянно нужно утешать. Какого черта я влип во все это? Какого черта — еще и вместе с ней?
Шагает ближе, обнимает, ерошит ее воробьиные волосы. Интимно понижает голос:
— Эль… пошли в номер, а?
Мимо проходят японские молодожены, они держатся за руки, как дети, доносится краткий обрывок их птичьего разговора. Элька провожает их взглядом, а когда оборачивается к Гоше, глаза у нее совершенно безумные и горящие, будто два кончика бикфордова шнура:
