— Эль, — выговорил Гоша и прокашлялся. — Я выиграл. Я безумно богат, представляешь?
Она хихикнула:
— Это же виртуальное бабло.
Дура, что с нее возьмешь.
— Во-первых, существуют схемы по обналичке, — в горле снова засаднило, и он прокашлялся опять; вообще-то лишь полный идиот с напрочь атрофированным инстинктом самосохранения взялся бы реализовывать эти схемы, целиком контролируемые криминальными структурами. — А во-вторых, по-твоему, в Сети не на что потратить миллион?
— Есть на что, — с готовностью кивнула она. — Гош, так давай поженимся? А когда надоест, сходим разведемся, как все люди…
Он уже не смотрел на нее и не слушал. Таблица на мониторе сменилась заставкой с призывом делать ставки на следующий большой круг, а тем временем в аську и ящик, засвеченные в игре, валились грудой, как абрикосы с сотрясаемого дерева, предложения выгодных банковских вкладов и акций мегакорпораций, кругосветных туров и космической недвижимости, секс-услуг и всевозможных казино, а еще немыслимо много музыки, музыки, музыки… существовали же еще в мире спамеры, которые не ленились заглядывать в профайл. Я богат, я могу выбирать. А могу и вовсе взять себе всё. Все, что способен предложить мне сетевой мир во всем его многообразии.
Виртуальное бабло, да. Но в Гошиной системе философских взглядов на мир у виртуальной реальности было не меньше прав на существование, чем у так называемой реальной… тьфу, объективной. Надо быть невероятно ограниченным и самовлюбленным дураком, ну, вроде Эльки, дурочки, как все бабы, чтобы принимать за абсолютную точку отсчета свои сомнительные субъективные ощущения типа осязания, тяжести или боли — что там у нас еще пока не освоила Сеть? Тепло, холод, вкус, запах?
Гоша повел носом: Эльки рядом не было, у него безошибочно получалось нюхом определять ее присутствие в радиусе пары-тройки метров. Крутнулся в кресле, и в этот момент она появилась из смежной комнаты. Одетая в его футболку, доходившую ей до середины крепких бедер, Элька приволокла зачем-то гитару, дилетантски держа ее за гриф со стороны струн.
Не вставая, подъехал ближе вместе с креслом и протянул руку:
— Давай сюда, строить не будет.
Она безропотно отдала инструмент и попросила:
— А сыграй нашу. Пожалуйста.
«Нашей» она почему-то называла романс в стиле ранних Битлов, примитивный, игравшийся на чистой акустике, сочиненный бог весть когда, в патлатой юности, задолго до их с Элькой знакомства, — но бабы ухитряются присваивать себе все, что плохо лежит и чего не жалко. Ну и черт с ней, нашу так нашу.
