Пансионат | страница 57



— Дети адаптируются ко всему, — говорит его рыжий отец.

Михаил неопределенно кивает.

Его собеседник оборачивается, смотрит на сына:

— Будет хорошо, если они подружатся с вашей дочкой. Больше тут нет детей.

Больше нигде нет детей, мысленно договаривает Михаил, и к чему эти недомолвки, эти вечные эвфемизмы? Но думать в том же направлении дальше невыносимо. Как невыносимо уже черт-те сколько длинных, отсчитанных звонким мальчишеским голосом секунд не видеть Карину.

— Я иду искать!

— Не бойтесь, поднимитесь к себе, — повторяет рыжий. — Чтоб успеть вернуться до завтрака.

Мальчик перевешивается через перила, смотрит вниз, и в этот момент она появляется из-за приотворенной двери и опрометью бежит к стене, вся подавшись вперед, заранее вытянув руку, похожая даже не на птицу, а на яркий стремительный луч. У нее блестят глаза, у нее румянец на щечках! Михаил не видел дочку такой уже, наверное… очень, очень давно.

Нельзя забирать ее отсюда, пускай играет. Он прикусывает губу, собирает в пучок всю свою решимость и кивает отцу веснушчатых детей:

— Я быстро.

Не тормозя перед лифтом, он одним духом взбегает на третий этаж. Сразу не находит ключа, снова обшаривает карманы и все равно не находит, черт, но как же такое может быть, не фитюлька же, а громоздкая дура, эта деревянная груша! — неужели выронил там, на склоне?… слава богу, вот она, прощупывается внизу за подкладкой. Он снимает куртку, выворачивает ее, разыскивая, в каком из карманов дыра… Черт, черт!!!

За спиной какое-то движение, возня, шипящий недовольный шепот:

— Не лезь к человеку.

— По-твоему, нельзя уже и спросить?!

Михаил оборачивается. В двух шагах от него — молодожены из тридцать девятого. Женщина, маленькая и крепкая, вся какая-то по-воробьиному взъерошенная, словно не причесалась со сна, делает шаг вперед:

— Вы сейчас оттуда? Вы были на набережной? Это правда?

Он ничего не понимает.

— Идем, — худой сутуловатый мужчина тянет ее за руку.

— Да отстань ты! Мы имеем право знать или нет?! — и требовательно смотрит в упор на Михаила, вскинув круглый подбородок. — Там нашли труп?

— Труп, — негромко повторяет он, мысленно сопоставляя, постепенно проникаясь наползающим пониманием. — Мертвую девушку… Не знаю, я не видел.

— Эля, пошли. Завтрак.

— Значит, правда, — свистяще выговаривает она. — Я говорила. Нас всех тут убьют. По одному. Как и было задумано.

— Элька!!!

Муж тащит ее за собой, она упирается ногами, вырывается и что-то шипит ему сквозь зубы, и бьет в плечо маленьким кулачком; смотреть на них неловко, в таких супружеских сценах есть что-то даже более интимное, чем в сексе, категорически не предназначенное для посторонних. Михаил отворачивается, встряхивает куртку, запускает руку по локоть в ее скользкие внутренности. Ловит грушу за ее круглую спину точным цепким движением, будто сбежавшее мелкое домашнее животное, и вытягивает наружу.