Когда они подходят к корпусу, серовато-палевой кубической глыбе в змеистых трещинах и прямоугольных наростах балконов, на ступеньках пусто, лишь один немолодой дядька докуривает сигарету у перил. Щелчком сбрасывает окурок в вечнозеленые кусты внизу и скрывается в дверном проеме.
— Все уже сожрали, — трагически предполагает Пес. — Рряв!
Они входят в вестибюль. Квадратная тетка за стойкой с ключами смотрит неприязненно.
— Вы не подскажете, как пройти в столовую? — спрашивает Тим.
— Номер, — без выражения отвечает она.
— Что?
— Какой номер?
— У нас? Двадцать седьмой, — учтиво вступает Контесса. — Полулюкс, южный.
— Почему не сдали ключ?
— А смысл? Мы же все вместе уходили, — Пес изнывает в нетерпении. — Столовка у вас где?
— Ключ сдавать на вахту, на обед не опаздывать, второй этаж налево, чтобы в последний раз, — монотонно говорит тетка. И умолкает, как будто в ней закончился завод.
Столовая большая, просторная, заполненная хорошо если на треть. Они присматривают себе столик у дальней стеклянной стены, в которую влипают с той стороны разлапистые листья южных деревьев. Стол накрыт на четверых: какие-то салатики, компоты, глубокие тарелки, ложки, общая алюминиевая супница на всех. Пес с невнятным рычанием бросается за стол первым, оттеснив дам, Контесса возводит глаза к потолку и жеманно опускается рядом, Белора протискивается к стеклу, увлекая за собой Тима.
Рыська остается стоять.
— Придвинь себе стул, — советует жующий Пес. — И тарелку возьми с того стола.
Бородатый мужчина в фартуке, громыхая, развозит на тележке порции второго. Сумрачно смотрит на Рыську из-под мохнатых бровей:
— Переставлять нельзя.
За соседним столиком с аппетитом доедают первое трое молодых парней. Один из них, ушастый, с наглыми черными глазами, широким жестом загребает воздух в сторону Рыськи:
— Девушка, идите к нам! Тут не занято.
— Пока, — уточняет второй, худенький и в очках. Все трое смеются.
Она сглатывает, кивает и садится рядом с ними. Не все ли равно.
Парень в очках придвигает к ней супницу, Рыська набирает себе тарелку борща, он, неожиданно для столовской еды, пахнет одуряюще вкусно. Голод становится зверским, вот что значит купаться в ноябре, и на какое-то время вытесняет собой все. Ни как кого не обращая внимания, она целеустремленно молотит ложкой и зубами, обсасывает мясо с кости, вгрызается в черный хлеб.
А ребята за столом смотрят вдаль поверх ее головы:
— Клевая вон та, которая с краю.
— С какого?
