Зажмурилась, сморгнула — и увидела Тима.
Тим в красно-синем костюме менестреля сидел на парапете возле сухого фонтана и наигрывал что-то на мандолине; шум и гудение площади глушили звук, и казалось, будто длинные пальцы Тима передвигаются по ладам и струнам без всякой цели и смысла. В треугольной шапке возле его худых ног, обтянутых разноцветным трико, лежало несколько скомканных бумажек и горсть монет. Люди, пугающе-огромная армия людей, проходили мимо него, не замечая, задрав подбородки к уличным мониторам. Впрочем, Тим тоже не обращал на них внимания. Играл, как будто он был здесь один. Рыська подошла ближе и услышала отзвук слабого голоса струны.
Она стояла рядом и слушала, забыв о времени, о работе, обо всем. Тим ее, конечно, не видел. Обычная девица, каких полгорода, только неухоженнее и старше. А он был — менестрель. Настоящий, единственный, не отсюда.
Тим доиграл одну балладу, начал следующую. За все время никто не бросил ему ни монетки, и Рыське вдруг пришло в голову, что они, возможно, смотрят на нее, которая стоит и слушает его просто так — по какому праву? Чем она, спрашивается, не такая, как все? Поспешно сунула руку в вязаный мешочек на груди, вытащила наощупь купюру и, не посмотрев, какую именно, подошла ближе и опустила в Тимову шляпу.
— Рыська?
Вскинула голову, их глаза встретились. Тим улыбался. Было что-то совершенно невероятное, фантастическое в том, что он вот так взял и узнал ее. Хотя, наверное, если разобраться…
— Ты куда сейчас?
— На работу.
— Подожди, я тебя проведу. Хватит уже на сегодня, — длинным носком туфли он подвинул к себе шляпу, сгреб купюры в ладонь. — Ну нифига себе! Рыська, мы богаты! Кофе хочешь?
Он пружинисто вспрыгнул на ноги, высыпал мелочь в кожаный кошелек на поясе, надел шляпу, забросил за спину мандолину. И они пошли вдвоем через многолюдную площадь — менестрель Тим Среброголосый и она, Рысь, последняя из высокородных Фелин, — и какая, к черту, разница, если не каждый и не сразу мог разглядеть ее под случайной, неправильной одеждой?
— Кстати, Рыська, — заговорил Тим. — Тут свалилось одно предложение, на миллион. Вот слушай…
(настоящее)
Она выходит из теплой и плотной, словно ведьминское варево, неправдоподобной ноябрьской воды — и съеживается, ждет холода, но вместо этого по всему телу взрывается дивное ощущение легкости и упругости, абсолютной свободы, неподвластности ничему. Но только на мгновение, а потом холод все-таки бьет под грудь, в чашечки мокрого купальника, пронизывает, пробирает насквозь. Рыська ищет на волнорезе полотенце. Закутывается в него и так сидит, не шевелясь и думая о том, что мокрый купальник лучше все-таки сразу снять. Тем более что никто на нее не смотрит.
