Может быть, поэтому елку еще не выдернули, чтобы не засоряла местный генофонд, ведь "горячие" ели очень живучи и способны жить там, где ни одно дерево не выдержит. А может быть, до нее пока еще не дошли руки у городской эко-службы… И вернее всего второе.
Мы остановились передохнуть на круглой площадке, нависающей над обрывом. Крис с Татьяной отошли в сторону, судя по напряженным позам, опять ссорились. Потом поднялись на лестницу выше, видно, не хотели, чтобы их беспокоили. Антон со своей подругой азартно целовались, не замечая ничего вокруг, потом вовсе скрылись в какой-то нише. Вряд ли ниша изначально создавалась именно для любви, но это ничуть не смутило ни парочку, ни саму нишу. Таська же увлеченно слушала Митирува, который что-то ей рассказывал, он здесь уже бывал. А я присела на каменный, поросший древним сизым мхом парапет и открыла обе карты, скан старой карты Аркатамеевтана и скан утащенной мною из полицейского участка копии. Мне не давала покоя мысль, что эти карты чем-то друг с другом связаны, и где-то на таммеотской карте есть фрагмент, полностью соответствующий моему огрызку. Нивикийцы вымерли примерно девять тысяч лет тому назад, судя по останкам, внезапно и сразу все, на всех мирах… Аркатамеевтан тогда уже существовал. Да, очень далеко от Нивикии и в начальной точке своей сборки, пока еще в пределах одной планеты, но…
Эта их система Врат.
Каменное море.
Артефакт, давший продышаться патрульному крейсеру Федерации в пространстве Улитка.
И чертов гентбарский малари, содержащий все тот же межъязыковой омоним, но без неприличного, как в чинтсахе, значения. И с удвоением гласных в срединном слоге, характерных для таммеотского, но в целом редко встречающимся и в чинтсахе и в малари и в нивикийском.
— Митирув, — окликнула я неожиданно даже для самой себя, — а вы малари знаете?
— Допустим, — отозвался он и настороженно спросил: — А что?
— Улиитка. Что означает?
— Вы опять за свое? — он стиснул кулаки так, что в суставах хрустнуло. — Ну, знаете ли, доктор Разина!
Ему вспомнилось, как я Таську подучила говорить "доброе утро" на чинтсахе. Мне тоже это вспомнилось, задним числом даже стало стыдно, но сейчас речь шла не о том. Я подняла палец, перебив его:
— В нивикийском "улииткара" — это "честь и гордость", формула вызова на личный поединок. В чинтсахе — неприличное ругательство. А в малари, Митирув?
— Улииткаис разве что, — сказал он неохотно. — Но это больше к свитимь и чабис… свод правил воина… как-то так. Устаревшее, сейчас так не говорят, только в детских сказках. А что?
