Пьянство и трудовой энтузиазм. Совместимость несовместимого
Но размеры всеобщего пьянства поразили меня, когда наш экипаж приступил к приемке новой атомной лодки от промышленности. Якобы на обслуживание технических и многочисленных радиоэлектронных устройств нашему экипажу ежемесячно выдавали 500 килограммов чистого медицинского спирта. Спирт называли «шилом», и бытовала такая пословица-поговорка: «Шила в мешке не утаишь». Это «шило» и было всеобщим и единым эквивалентом. За него в заводских цехах могли сделать на заказ любое изделие. Ракет у нас еще не было, но все офицеры в обмен на «шило» заказали себе в цехе деревообработки легкую домашнюю мебель и загрузили эту мебель в шахты вместо ракет. Мне изготовили раздвижную кровать с поролоновым матрасом и складывающийся столик. Мебель оказалась настолько прочной, что семья пользовалась ей все десять лет моей дальнейшей жизни и службы на атомном подводном флоте, а затем мы ее перевезли в деревню, где она исправно служит и в наше время. Но больше всего меня поразил наш первый самостоятельный выход в море, когда управление атомоходом было полностью поручено нашему экипажу, а сдаточный гражданский экипаж исполнял функции наблюдения и контроля. На борту имеется лишь 120 мест для сна и отдыха экипажа. Представьте себе невообразимую тесноту замкнутых пространств подводной лодки, когда вместе с нашим экипажем на лодке вышли в море около 200 человек гражданского сдаточного экипажа, да еще и члены Государственной приемочной комиссии во главе с контр-адмиралом Масловым. После того, как мы отошли от берега, вся это гражданская масса лучших специалистов Северодвинского судостроительного завода быстро заполнила все каюты подводной лодки, набившись в них, как селедка в бочки, а затем достала прихваченные с собой продукты питания и канистры с «шилом» и принялась неистово пьянствовать, отмечая свою трудовую победу и окончание сдачи. Как будто мы были не на борту подводной лодки, а на пляжном пикнике во время отдыха. Ничего подобного я больше никогда не видел. Через 30–40 минут мы вышли в точку погружения, сыграли боевую тревогу и начали самостоятельное погружение. Бывшая сдаточная команда не обращала на нас никакого внимания. Мы погружались на разные глубины, ходили с разными скоростями, а в наших каютах да и на наших боевых постах продолжалось безумное веселие и пьянка. В подводной лодке вообще запрещено курить где попало. Как в надводном, так и в подводном положении. Для подводного положения есть небольшая изолированная от отсечных помещений курительная комната на четыре человека. Нормальный военный «подводник» в целях соблюдения дисциплины и общей безопасности никогда не позволит себе курить в отсеках подлодки или в жилых каютах. Да и трезвые рабочие никогда не делали этого. На этот же раз даже в подводном положении из всех кают третьего центрального отсека вырывались клубы табачного дыма и доносился пьяный говор крепко подвыпивших гражданских специалистов. На моем боевом посту размещалось восемь гражданских специалистов по наладке вычислительной техники. По сути дела, это были высокоинтеллектуальные инженеры, которых в наше время называют инженерами-компьютерщиками. После погружения все они были в стельку пьяны, причем настойчиво предлагали выпить и мне, в полной уверенности, что никаких неисправностей с их техникой произойти не может, а значит, и ремонтировать ее в море не придется.
