— Стремно здесь, — нервно заметил Гоша. — Давай я лучше посторожу машину.
— С машиной ничего не случится, здесь на километр нет живых людей. — Глебов легонько подтолкнул друга к ступенькам. — Пойдем, он сказал, что ждет нас двоих.
— Но…
Резкий, хриплый «карр» вороны заставил обоих вздрогнуть, и, не сговариваясь, друзья одновременно ломанулись к лестнице.
Железная дверь с надписью белой краской «морг» была незаперта. Сразу за ней вдаль убегал узкий, с низким потолком коридорчик, в конце которого маячило пятно света. От входа влево и вправо тянулась еще пара коридоров — погруженных в полнейший мрак. Над входом, едва разгоняя тьму, мерцая, светила тусклая лампа.
Послышался электрический треск, и лампа погасла. В абсолютно тьме парни слышали лишь свое дыхание, да звук падающих вдали капель.
Снова раздался треск, и лампа загорелась, выхватив из тьмы стоящего на полусогнутых Глебова и прячущегося за его спиной Покровского.
— Ну и местечко, — нервно прошептал Гоша.
Набрав в легкие побольше воздуха, Глебов крикнул:
— Антон!
— Антон-Антон-Антон… — разнеслось гулкое эхо, и когда оно стихло, в коридорах вновь воцарилась тишина.
— Иди вперед, — шепотом велел Глебов.
— А почему? — также шепотом Покровский Гоша.
— Я буду прикрывать.
— А почему ты говоришь шепотом?
Из тьмы коридора сбоку зазвучали тяжелые шаги, послышалось звяканье металлических цепей.
Парни с ничем неприкрытым ужасом в глазах уставились в сторону шагов, но рассмотреть, что за страшный и огроменный тип мог издавать их, было невозможно.
С треском электричества вновь погасла лампа, и оставшиеся в потемках друзья, стараясь ничем не выдать своего присутствия, задержали дыхание.
Неумолимо приближаясь, шаги становились все громче и громче. Лязг-лязг-лязг — оглушительно звенели цепи, сквозь звон можно было расслышать тяжелое, натужное дыхание мужчины. Который, судя по издаиваемым им звукам, был не самого субтильного телосложения.
— Тр-р-р… — протрещала лампа и, вспыхнув, осветила шагающего по коридору индивида — невысокого молодого парня с красным ирокезом на лысой башке, пирсингом в ушах, носу и губах и тяжелых высоких ботинках. На его бедрах болталось с десяток цепей, а в руках он, натужно пыхтя, в непрозрачном чехле тащил что-то большое, круглое и широкое.
Кивнув на замерших, боясь шелохнуться, посетителей морга равнодушный взгляд, не сказав им ни слова, юноша-панк прошествовал мимо и вскоре скрылся во тьме продолжения коридора.
— Что это только что было? — нервно спросил Покровский.
