Чем же объясняется такая трактовка служебных элементов японского языка, противоречащая общетеоретическим воззрениям самих же японских лингвистов на его строй? Мы позволим себе высказать предположение, что и эта трактовка объясняется традицией, возникшей в давнее время. Как уже было упомянуто, она означает сохранение под другими названиями категории tenioha, а это наименование возвращает нас к отметкам в книгах китайских классиков, приспособленных для чтения по-японски. В этих книгах служебные элементы японского языка были чужеродны китайским словам и резко отделялись графически от сплошного иероглифического текста. В процессе искусственного присоединения японских агглютинативных суффиксов к произносимым на японский лад китайским словам, вдобавок при графическом обособлении их начертаний, легко могло сложиться представление о них как о лексически самостоятельных элементах. Не в этом ли и надо искать корни такого представления? Однако нельзя не заметить, что оно смогло стать устойчивым на почве того своеобразного отношения к слову как единице языка, которое присуще и языковому сознанию японского народа, и японскому языкознанию. О первом говорит тот факт, что с начала своего образования и по настоящее время японское национальное письмо является сплошным: оно не знает разделения на слова. Правда, японцы заимствовали средства письменности у Китая, а китайское иероглифическое письмо - сплошное, что было естественно, поскольку в генезисе иероглифом обозначалось слово. Однако поскольку японцы выработали систему сочетания идеографически примененных иероглифов с буквенным алфавитом, поскольку еще в прообразе этого письма - так называемом senmyōgaki (IX в.) - они графически выделяли окончания, постольку естественным следствием должно было бы явиться разделение на слова. Но этого не произошло и доныне, очевидно потому, что в этом нет надобности. Если же обратиться к японскому языкознанию, то можно сказать, что мысль Соссюра: "Слово, несмотря на трудность определить это понятие, есть единица, неотступно представляющаяся нашему уму, нечто центральное во всем механизме языка", по-видимому, чужда японским языковедам. В концепциях слова как грамматической единицы, например в концепции Matsushita Daizaburo (tanshi и renshi), созданной еще в начале тридцатых годов, или в современной концепции, созданной Tokieda Motoki (shi), обнаруживается удивительная близость к тому течению западноевропейской лингвистики, которое отказывается от традиционного понятия слова. Однако, в противоположность европейским лингвистам, японским грамматистам не приходится отказываться от такого понятия: традиционного представления о слове в японской грамматической науке нет. Даже обозначение этого понятия одним наименованием отсутствует: то, что подразделяется на части речи, т.е. слова в нашем представлении, именуют и
