…На вокзале Норд меня встречали трое: Рашель, Игнацы и его сын Тома, высокий молодой человек с копной темно-рыжих волос. «Здравствуй!» — сказала Рашель по-русски, улыбнулась, показав слегка отдающие в синеву зубы, Игнацы был лыс, приземист, Тома — высок, худ, носат. «Что хотите посмотреть в Париже?» — спросил он, я пожал плечами. «Мы поедем в Версаль! — сказала Рашель по-английски. — Завтра!» Игнацы что-то возразил по-французски. «Послезавтра!» — согласилась Рашель и поцеловала меня в щеку. «Ты так похож на Исаака! — сказала она. — На своего прадеда. У Софьи были его фотографии?» «Нет, — ответил я. — Все фотографии и бумаги изъяли после расстрела бабушкиного мужа и ее ареста».
«За что расстреляли вашего деда?» — спросил Тома. Он говорил очень громко, проводник, стоявший у вагона, повернулся в нашу сторону. Рашель что-то сказала Тома, Тома кивнул и взял мой чемодан. Мы шли по перрону. «Когда Андрея расстреляли?» — спросила Рашель. «В феврале тридцать восьмого», — ответил я. «Это мне говорила твоя мать, Эра, — сказала Рашель. — Но она не говорила, что Софью арестовали. Софья была в ГУЛАГе?» Слово «ГУЛАГ» Рашель произнесла чисто, внятно. «Да, была». «Долго?» «Нет, ее освободили, когда пришел Берия и расстреляли Ежова. Не сразу, конечно, но редкий случай — вернули из лагеря…» «Кто пришел? Куда?» «Берия. Берия стал главным в КГБ. Кого-то, арестованных Ежовым, он отпускал, чтобы потом арестовать их снова. Бабушку отпустили, но забыли снова арестовать».
Рашель пожевала губами. Ей было трудно понять сказанное мной. «Майн Готт! А как же дети?» «Эра и Лев жили с Майей. Майя училась в медицинском институте, вышла замуж за молодого хирурга, они оформили опекунство». Рашель остановилась, развернула меня к себе, Тома ударил меня чемоданом по ноге. «Лев погиб на войне, а Майя — в ГУЛАГе, верно?» — спросила Рашель. «Нет, они оба погибли на войне». «Майн Готт! Как? Эра сказала…» «Лев на фронте, в 43-м, Майю застрелили эсэсовцы в 45-м, за несколько дней до конца войны. Эсэсовцы прорывались на Запад, к американцам, и наткнулись на госпиталь, где Майя была врачом вместе со своим мужем-хирургом. Его застрелили тоже. Ты знаешь, что значит «эсэс»? Рашель плотно сжала губы, отвернулась: «Yes, I know. I know what SS means very well!»[1] — сказала она автомату по продаже шоколадных батончиков.
Мы вышли из здания вокзала, перешли на другую сторону. До машины Игнацы пришлось идти по уходящей вниз узкой улице. Было прохладно. Нас обогнал высокий плечистый негр. «Пардон!» — сказал он. Рашель держала меня под руку. «Нас осталось очень мало, — сказала она. — Слишком мало…» Я хотел спросить — слишком мало для чего? — но, пока подбирал слова, мы подошли к машине, большому «Ситроену» с побитым правым передним крылом. Игнацы проследил мой взгляд и сказал, что был сам виноват в аварии, поэтому страховку ему не выплатили и он пока ездит так — не хватает денег на ремонт. «Капитализм!» — сказал он и широко улыбнулся. Мне парижские родственники начинали нравиться.
