(«Похмельная поэма», кн. «Элегии»).
Посреди застолья, «средь шумного бала…» — но «случайно» ли? — он мог увести собеседника в другую комнату и завести оживленный разговор о родстве ритмики Антиоха Кантемира и Иосифа Бродского. Оценки Сапгира менялись и флуктуировали в зависимости от его внутреннего, творческого — и исторического — времени. К примеру, в сентябре 1986 года Сапгир назвал Бродского «скучным поэтом — неоклассиком». По словам Кривулина, чувствовалась некоторая «скрытая ревность [Сапгира] к Бродскому»[327]. В январе 1999 года оценка Бродского звучала в устах Сапгира так: «Каждый из нас берет своим: я — напором и концентрацией, Иосиф — мощью длиннот»[328]. И та и другая оценка была дана в квартире Сапгиров на Новослободской улице, в кабинете Генриха, в контексте конкретного разговоре с поэтами о поэтах. Любимыми русскими поэтами Сапгира были: Пушкин, Блок, Северянин, Хлебников, Маяковский, Пастернак, Заболоцкий. Среди его любимых прозаиков особое место занимал Владимир Набоков, особенно его роман «Дар», где «…все объемно, трехмерно, можно разглядеть все детали. <…> роман „Дар“ начинается с описания фургона, надпись на котором так выпукло нарисована, что каждую букву, казалось, можно было пощупать. Роман превращается в экран»[329]. С неизменной нежностью Сапгир говорил и писал о стихах своего учителя Е. Л. Кропивницкого и своих друзей-единомышленников И. Холина и Я. Сатуновского.
Классик авангарда?[330] В этом оксюмороне заключена, быть может, сущность художественных исканий Генриха Сапгира. На эту оксюморонность по-разному указывают коллеги Сапгира и исследователи его творчества. Ольга Филатова: «Удивительно, но факт: поэт, близкий по формальным произнакам стиха скорее к авангарду, чем к классике, большое внимание уделяет жанровым обозначениям <…>»[331]. Виктор Кривулин: «Генрих жил как бы между авангардными и классическими тенденциями. <…> Он, в классическом смысле, авангардным ведь не был»[332]. Сам Сапгир, говоря о композиторе Альфреде Шнитке (1934–1998), сказал и о себе самом: «У Шнитке мне важно то, что я как раз всегда для себя проповедовал: совмещение классики и авангарда. Я именно в этом всегда ощущал потребность»[333].
О выступлении Сапгира 24 сентября 1999 года, на вечере журнала «Арион» в рамках Первого Московского международного фестиваля поэзии, В. Кривулин написал страстно и с учетом перспективы соперничества Сапгир (Москва) — Бродский (Питер): «Когда Генрих читал… нет, не читал, вынимал из себя, обнажал, выворачивал наружу эти стихи, что-то явственно произошло в душном, переполненном зале. Что-то произошло в облике самого выступающего, всех нас словно бы „выпрямило“ — и приподняло. Я почувствовал, что не могу удержать слез. В жизни не испытывал ничего подобного — может быть, только один раз — в момент первого публичного чтения Иосифа Бродского, осенью 1960 года. Но Бродскому было 20 лет, юношеская энергия тогда переполняла его, никого не оставляя равнодушным. А Генриху исполнилось 70 лет, возраст для поэта запредельный. И однако от него в момент чтения исходила такая же по силе и пронзительности энергетическая волна, как и когда-то — от юного Бродского»
