Потом было что-то необъяснимое. Весенний ли дождь с первым громом, который я услышал впервые за долгие столетия, щедрое ли солнце, ослепившее ночную птицу, или ручьи, весело бегущие по улицам города… Мне казалось, что она больше не зовет меня во сне с прежней страстью, не соединяет руки в молитве, призывая совершить еще один шаг. Это было всего лишь испытание, но я уже терялся в догадках и страдал, скрывшись за завесой молчания. Я думал, что она заболела, а скорее всего, встретила обыкновенного человека, которого не нужно вылепливать с такой тщательностью и самозабвением. И я страдал от своего неверия.
Между тем заветный огонь отлил мои последние, самые существенные черты.
До полного воплощения оставалось совсем чуть-чуть, однако все, что окружало меня, излучало тяжелую, глухую и невыносимую тоску. Нет, я больше не мог терпеть! Вопреки запрету я появился в своем незавершенном обличим, с бездонным, необласканным взглядом, всклокоченными волосами и горестным изгибом губ. Я пришел, чтобы больше не воспринимать свою тень, как чью-то милость.
И в этот миг, когда она наконец добилась меня, а я терял ее навеки, ибо она таяла в моих объятиях, без сожаления, легкая, как воздух, — в миг, когда она, едва связывая слова, успела прошептать: «Я не смогла помочь тебе, любимый… Я услышала, как бьется твое сердце, и не сумела…»; в этот самый миг я спросил себя с болью в груди: «Отчего не дозволено ей остаться?»
Неужели она так сильно походила в прошлом на меня, на мужчину, давшего начало миру?..
Как прекрасна и белоснежна была птица твоей души! В поле детства она грациозно склонялась и пила живую воду из реки, текущей в бесконечность. Она мягко скользила по волнам навстречу ветру. Я часто приходил сюда и наблюдал за ее беззаботным взрослением. И она отвечала мне радостным хлопаньем крыльев. Сколько раз она склевывала крошки с моей ладони!
Однажды я уловил в глазах этой птицы искорки любопытства и забеспокоился. Эта жажда познания показалась мне преждевременной. Ведь она еще не готова покинуть поле своего детства. Мне хорошо известна судьба птиц, которые на еще не окрепших крыльях устремлялись за горизонт. Они либо погибали, камнем срываясь с большой высоты, либо умирали от холода, еще не научившись самостоятельно добывать пропитание.
Я стоял и наблюдал за ее скольжением по волнам и даже не заметил, как она очутилась на другом берегу. Из раздумий меня вывел ее отчаянный крик. Две черные птицы угрожающе кружились над ней, опускаясь все ниже и ниже; описываемые ими круги становились все уже, пока бедняжка не завертелась в их водовороте. Птицы набросились на нее с невообразимой жестокостью. Окровавленные перья, вырванные вместе с мясом, носились в воздухе, и через мгновение прекрасная белая птица стала неузнаваемой.
