Так задумался, что не заметил, что приехали на конечную. И продолжал сидеть, пока юный кондуктор не спросил: «Вы решили ехать обратно?» – тогда подскочил: «Ой, спасибо, конечно нет!» Вышел, огляделся. Столько лет здесь не был, а все осталось, как прежде. Остановка «Безлунная улица» выглядит как лесная поляна, освещенная одиноким бледно-лиловым фонарем, а сама Безлунная улица – вон та едва заметная тропинка, уводящая как бы в глухую тьму; на самом деле дома и сады просто скрываются за поворотом, но прямо отсюда кажется, что очутился на краю света. На самом дальнем его краю.
Обернулся, спросил у кондуктора:
– А пляж-то в какой стороне?
Парень махнул рукой:
– Вон там, почти сразу за улицей Пасмурных Вечеров. Совсем близко, идти буквально пару минут.
Оказалось, и правда близко. Перешел улицу, нырнул в проход между домами и сразу услышал, как шумит прибой.
Вышел на пляж, сказал вслух:
– Ну здравствуй. Сегодня позволишь поближе к тебе подойти, или как в прошлый раз заставишь побегать? Честно говоря, хотелось бы погулять в щадящем режиме. У меня, понимаешь, типа пикник.
С Зыбким морем не всегда можно договориться. Но когда оно в настроении и не имеет на твой счет каких-то особых планов, это обычно легко. Вот и сейчас спокойно дошел до самой кромки прибоя; повинуясь порыву, разулся, снял носки, закатал штанины и вошел в море по щиколотку. Пока разувался, говорил себе: «Идиот, конец сентября, вода уже ледяная», – но она оказалась неожиданно теплой. Не как жарким летом, конечно, но вполне можно жить. Какое-то время он медленно шел вдоль берега, наконец начал замерзать, и вот тут-то шарф пригодился: одним его концом кое-как вытер ноги, а другим потом, усевшись, их замотал, как пледом. Отлично получилось вообще.
Отличный пикник получился, думал Тони Куртейн, с удовольствием отхлебывая ром прямо из горлышка и чувствуя себя от этого молодым дураком с бродяжьей душой, которым когда-то был. Дело, понятно, не в возрасте, а в бродяжьей душе, которой пришлось превратиться в оседлую душу. В душу смотрителя Маяка. Нет, ничего не жалко, я все правильно сделал; если бы вдруг оказалось, что последние двадцать три года были сном, и теперь нужно принимать решение заново, согласился бы, не задумываясь, как тогда. Но на самом деле все-таки жалко, иначе и быть не может. Человек – штука сложная, противоречивая, ненасытная и хочет сразу всего, мы же явно созданы, чтобы проживать великое множество разных жизней, а жизнь при этом почему-то одна, думал Тони Куртейн, разворачивая бутерброд и заранее недоумевая, почему не взял их побольше. Надо было хотя бы два!
