Менталист. Эмансипация | страница 39



— Принято.


Меня на пути к пылающему нижнему, обогнал бегущий в доспехе воин. Широкими скачками эта бандура могла обогнать автомобиль на средней скорости. Понятное дело, что уже через минуту он скрылся за стеной.

Я не успел далеко отойти. Передо мною, как из старых часов кукушка, вынырнула двуединая с Айраной. Один удар в висок, который я даже не почувствовал, и я в ауте.


***


— Очнулся.


Я открыл глаза, но тут же закрыл их, стоило мне увидеть багровое небо.


— Что случилось? — командный женский голос.

— Отвечай! — в плечо ткнули чем-то твёрдым. Сознание тут же нарисовало дуло автомата.

— Вы это мне? — приоткрываю глаза, одновременно тихо ругаясь себе под нос. — Чёртов сон, завтра же наведу порядок в своём разуме.

— Он думает, что это сон!

— Ты бы так же думал Зубик. Сам посуди, как это выглядит с его стороны.

— Я был рождён после конца света, это ты Лиз можешь представлять. А какого было там, на нормальной земле?

— Она никогда не была нормальной, сколько себя помню существовали врата. Но сейчас не обо мне. Эй ты, открывай глаза! Спрашиваю ещё раз, что случилось там, в реальности?

— Меня ударили, судя по всему, я отключился, а вы просто плод моего воображения. — я сел на задницу, потирая совсем не болевшую голову.


Мы находились в развалинах какого-то здания. С трёх сторон обзор закрывали остатки стен, а в провале, где когда-то стояла четвёртая был виден сплошной чёрный лес.

В ногах горел костёр. Справа и слева сидели два мужчины, один — хорошо сохранившийся старик, полностью седой, глаза два белых бельма. Второй не менее интересный, с выбритым ирокезом и густой бородой. По бокам начиная с усов, вплетены два звериных клыка, сама борода заплетена в густую косу, примерно до груди.

Мужчины не казались массивными, скорее чуть выше среднего, точнее оценить в сидячем положении сложно. Но чувствовалась в них какая-то основательность.

Если бы против них вышел мой видавший виды телохранитель, я бы не поставил на него. Хоть и искренне уважаю Александра, а от одного его взгляда инстинктивно передёргиваюсь.

У ветеранов, что составляли нашу с отцом дружину, чувствовался какой-то стержень. Надломленный стержень. Эти люди видели войну, они стали её частью, они вернулись на родину, целыми, как могло показаться. Но смотря на них, чувствуешь, что каждый рад бы был остаться там, под завалами в очередном конфликте.

Приехать домой в гробу, чтобы оправдать чужие ожидания.

Ожидания тех, кто больше никогда не увидит их товарищей.