— Что?
После секундного замешательства стол грохнул хохотом. Все заоборачивались на Бурдюкова, кто-то, подавившись, брызнул крошками омлета, ему начали стучать по спине, другой сотрапезник вместе со стулом упал на пол.
— Клянусь, лучшая шутка года! — выкрикнул кто-то.
Соседи взревывали, постанывали, пучили и утирали глаза.
— Где-где он работает?
— А я где работаю?
— Ах-ха-ха! Где мы вообще находимся, друзья?
— Замечательно, замечательно!
— И омлет хорош, и шутка!
Бурдюков смотрел на смеющихся с независимым видом. Веселятся, думалось ему. А сами-то знают, где работают? Нет, не знают, соседское дурачье. Потому и смеются, что вряд ли могут вспомнить.
С раздражением он отметил, что Магда смеется вместе со всеми. Вот же дура!
Бурдюков отвернулся, стал смотреть в окно, за которым темнел широкий пустой проспект и росли высотные дома. Можно было открыть защелку на раме и вывалиться вниз. Несколько мгновений ему думалось, что это будет забавно. Где автор лучшей шутки? Вон он, на асфальте.
Ах-ха-ха!
— Серенький, — в компании с Павлом подошла к нему раскрасневшаяся, блестящая глазами Магда, — а действительно, где ты работаешь?
Не выдержав, они прыснули оба.
— Супер! — хлопнул его по плечу Павел.
— И ничего смешного, — сказал Бурдюков, замечая, как вольно держит Магду под ручку сосед. — Я серьезно.
— Серенький, ты же проверялся, — сказала Магда. — Я думала, у тебя уже все прошло.
— Что прошло? — спросил Бурдюков.
— Болезнь.
— Какая?
— Не знаю. Это же тебе лучше знать. Все, Серенький, — Магда сунулась губами к его щеке, — тебе пора собираться.
— На работу! — добавил Павел и заржал.
Бурдюков чуть не треснул ему в рожу. В красную, шелушащуюся, всю в каких-то струп…
Кулак разжался сам. Бурдюков вздрогнул и зажмурился. Неужели опять? Что это? Действительно болезнь? Значит, его визит к доктору оказался бесполезен?
В темноте под веками перемигивались точки. Будто навигационные огни на всем известном здании.
— Поспеши, Серенький, — сказала Магда.
Бурдюков кивнул в темноту, лишь бы отвязалась. Сосед снова хлопнул по плечу.
— Бывай.
Хорошо, целоваться не полез.
Бурдюкова передернуло, едва он представил стянутый белесой коркой рот. Он слышал, как народ отставляет стулья и встает из-за стола, как собирает тарелки, как шумно одевается, сытно икая и переговариваясь, но не спешил открывать глаза.
Наверное, если он чуть-чуть опоздает…
— Тебе что, особое приглашение нужно? — рявкнул ему в ухо отец.
Бурдюков мотнул головой.
