Помещение внутри было разделено на две части. Первая служила приемным кабинетом, здесь стоял металлический стол, к нему примыкали картотечные ящики, вдоль стены располагались тумба на колесиках и стеклянный шкаф.
Вторая часть, более обширная, была до половины задернута синей занавеской. В просвет виднелось ложе белого кресла, подлокотник-желоб, плечо с мониторами на тонких штативах и полукруг за ним, густо оплетенный толстыми синими и красными проводами. Рядом стоял узкий столик для инструментов, на котором лежал инъектор.
— Здравствуйте.
Доктор в халате, перчатках и марлевой повязке на лице, выходя к Бурдюкову из невидимой ниши, полностью расправил занавеску.
Бурдюков кивнул.
— Здравствуйте.
— Садитесь.
Доктор подставил круглый, вращающийся стул. Бурдюков сел.
— Как себя чувствуете?
— Хорошо.
— Уверены?
Доктор опустился в рабочее кресло и поймал Бурдюкова за запястье, проверяя пульс. Пальцы его даже через перчатки казались холодными.
— В целом, да.
— Тошнота?
Внимательные серые глаза уставились на Бурдюкова.
— Нет.
— Приступы слабости?
— Не помню.
— Хорошо, — доктор легко коснулся пальцами шеи, ладонь его под ухом скользнула к затылку. — Галлюцинации?
Бурдюков напрягся.
— В каком смысле?
— Бывают галлюцинации? Некоторые жалуются. Такое возможно в связи с изменениями магнитосферы.
Бурдюков, подумав, кивнул.
— Сегодня.
— Угу, — доктор отклонился в кресле. — Опишите, пожалуйста.
— Ну… — Бурдюков замялся. — А меня не объявят сумасшедшим?
— Когда вы не сможете различать галлюцинации и действительность, тогда над этим стоило бы подумать, — строго выговорил доктор. — Но так как вы сознаете, что это галлюцинации, то беспокоиться вам не о чем. Смелее, Сергей Григорьевич, смелее.
— Ну, в общем…
Бурдюков, запинаясь, рассказал о том, как ванна перестала быть ванной и оказалась корытом, как уютная квартира превратилась в жуткое, грязное помещение, стол — в кусок фанеры, а люди…
— Что люди? — спросил доктор.
— Изменились, — выдохнул Бурдюков.
— В каком смысле? Перестали быть людьми?
— Нет, перестали быть теми, кого я знаю. Даже я сам… — голос Бурдюкова дрогнул. — Я стал такой… будто вешалка, тощий…
— Изможденный?
— Да!
— А сейчас?
Бурдюков поглядел на свои руки, сжал-разжал крепкие пальцы.
— Нет, сейчас все нормально.
— А не было у вас чувства, что тот вы — настоящий, а галлюцинация, наоборот, все, что виделось до этого?
Бурдюков испуганно мотнул головой.
— Нет!
— Ну, хорошо, — доктор встал, — на всякий случай мы с вами все же пройдем небольшую процедуру.
