– Я прошу всего один час вашего времени.
В том, чтобы пойти ей навстречу, помимо награды в виде кремневых образцов, был еще один резон: хорошие камни за час не найдешь.
– Ну если это так необходимо… я готов, при всем моем нежелании…
Она просияла и шепотом вставила:
– Я буду вам так благодарна, что последую любому вашему совету.
– Мы должны всячески избегать риска…
И снова она вклинилась, пока он подыскивал слово из светского лексикона.
– Я понимаю. Вас связывают куда более крепкие узы.
Солнечные лучи погасли после короткой иллюминации. День клонился к прохладному вечеру. Глядя на ее опущенную голову, он понял, что равнинная дорожка, по которой он до сих пор шагал, внезапно подошла к обрыву. Чарльз бы не ответил на вопросы, что его сюда заманило и почему он не сумел прочесть карту, но чувствовал он себя заманенным и потерянным. И вот совершил еще одну глупость.
– Даже не знаю, как вас благодарить, – заговорила она. – Я буду здесь в названные дни. – И, как если бы эта полянка была ее гостиной, добавила: – Я не смею вас больше задерживать.
Чарльз кивнул и бросил на нее прощальный взгляд. Вскоре он уже продирался сквозь завесы плюща, а потом, спотыкаясь, спускался по склону, больше похожий на испуганного самца косули, чем на искушенного английского джентльмена.
По береговому оползневому уступу он дошел до главной тропы и оттуда уже направился в Лайм. Проухала первая сова. Для Чарльза этот день был лишен всякого смысла. Ему следовало проявить твердость, уйти раньше, вернуть образцы, предложить – нет, указать – другие выходы из ее отчаянного положения. Она его переиграла. В какой-то момент он даже захотел остановиться и ее подождать. Но в результате зашагал еще быстрее.
Он отдавал себе отчет в том, что может вкусить запретный плод, или скорее запретный плод вкусит его. Чем больше он от нее отдалялся во времени и в пространстве, тем яснее открывалось ему все безумие его поведения. Стоя лицом к лицу, он словно ослеп, не видел, что перед ним потенциально опасная женщина, сама того не осознающая, жертва острейшей эмоциональной фрустрации и социальных обид.
В этот раз вариант сказать все Эрнестине даже не рассматривался. Исключено. Он испытывал такие угрызения совести, как будто, ни о чем ее не предупредив, уплыл в Китай.
