Встретились ли они на следующее утро, несмотря на строгий запрет Чарльза, я не знаю. Но в тот день, когда Чарльз вышел из дома миссис Трантер, его поджидал Сэм, как бы совершенно случайно, на противоположной стороне улицы. Чарльз жестом римлянина попросил его о пощаде, на что Сэм почтительно приложил шляпу-котелок к сердцу, словно обращаясь к прохожему, вот только при этом растянул рот в улыбке до ушей.
И это возвращает меня к вечернему концерту неделей позже и объяснению, почему Сэм так разошелся в оценках с хозяином по поводу женского пола. Он снова оказался в той самой кухне. Правда, сейчас там присутствовала дуэнья – повариха миссис Трантер. Но она крепко спала в резном деревянном кресле перед горящей печкой. Сэм и Мэри молча сидели в темном углу. Слова были излишними. Они держались за руки. Для Мэри это было средство защиты, ибо только так она могла удержать его руку, пытавшуюся обнять ее за талию. Почему Сэм при всем при том продолжал считать ее такой отзывчивой, остается загадкой, которую ни один любовник не посчитает нужным как-то объяснить.
Стоит ли удивляться тому, что законы общества порой игнорируются людьми, на которых общество периодически закрывает глаза и которых сердце общества отвергает?
Доктор Джон Саймон. Общегородской медицинский отчет (1849)
И я склонился над водою
И зачерпнул в ключе студеном;
Вдруг тень явилась предо мною
С печальным взглядом, отрешенным.
Томас Харди. В канун летнего солнцестояния
Два дня отбойные молотки Чарльза без дела пролежали в рюкзаке. Он гнал от себя мысли о редкой породе, ждущей, когда ее кто-то обнаружит, а также с нею связанные мысли о женщинах, спящих на освещенных солнцем скальных уступах. Но тут Эрнестина слегла с мигренью, и у него неожиданно обнаружился свободный день. Он еще колебался, стоя в эркере, но все, что происходило на его глазах, было на редкость мелким и скучным. С вывески трактира на него мрачно глазел белый лев с мордой голодного пекинеса и странным образом похожий на миссис Поултни, о чем он уже однажды высказался. Немножко ветра, немножко солнца… серый балдахин из туч, слишком высоко висящий, чтобы грозить дождем. Он собирался писать письма, но большого желания не испытывал.
По правде говоря, не было вообще никаких желаний. Тем удивительнее, что у него вдруг проснулась давняя страсть к путешествиям, казалось бы, угасшая за последние годы. Хорошо бы сейчас перенестись в Кадис, Неаполь или на Мореа, в теплую средиземноморскую весну, не столько даже из-за самой весны, сколько ради свободы, когда впереди тебя ждут недели странствий, морские вылазки к островам, горным вершинам, голубым горизонтам неизвестного.
