— Я помню, Дан, — киваю, заложив руки за спину, а внутри уже клокочет предвкушение. Не люблю, когда на мое руку пытаются протянуть.
— Ты должен быть готов. Разговорами ничего и не решиться, может. Пострелять придется, — девяносто процентов из ста.
— Я готов, Дан, — киваю, и будто снова переношусь в лихое, сумасшедшее время. Не забылось оно, за все эти годы не забылось. Отвязное, безумное, дикое. Вроде — так далеко казалось, а нет, теперь понимаю, — не далеко и не давно, а совсем близко. Как сейчас перед глазами вижу. И бок, который когда-то ножом распортошили, снова гореть начинает. — Готов.
— Людей наших тебе подтяну. Пусть на остров тоже вылетают. Ну, — что ты снова брови свои вскидываешь? Думаешь — я шучу? Андрей, там может быть все, что угодно. Любая хрень.
Усмехаюсь. Дан думает, я совсем разнежился и ту самую хватку, без которой на Родине нашей горячо любимой — и часа не прожить, растерял. Нет, я прекрасно во все врубаюсь, брат. Только вот понимаю, — хоть я полчища людей за собой приведу, — а ни хера не поможет. Там в расклад нужно врубиться. И собственные карты правильно разыграть. Говорить нужно. Разобраться с кем воевать, а с кем и союз заключать. Никак иначе. Один там — ни хрена не воин, даже с армией.
— Может, лучше с тобой поехать? — Даниил все-таки осматривает меня с сомнением. Хм… Сказал бы ему…
— Здесь тоже кто-то должен остаться. Ударить могут по бизнесу, пока мы там вопросы будем решать. Может, для того и выманивают. Чтобы мы здесь все без присмотра оставили. Тут теперь каждый глаз как пять работать должен, Дан.
— Согласен, — помявшись, Дан таки кивает. — Пойду, пару звонков важных сделаю.
Даже не оборачиваюсь, когда за ним хлопает дверь.
Забытое, старое чувство, с которым когда-то прожил годы, которое ни на минуту не отпускало, — снова вернулось.
То самое осознание, — вот сейчас ты стоишь, и вискарь попиваешь. Городом, что под ногами раскинулся, любуешься. Жив, здоров и даже вполне доволен.
И в любую секунду тебя может просто не стать.
Или корчиться в каком-нибудь подвале, обливаясь и захлебываясь собственной кровью, будешь.
И потеряешь на хрен все.
Здесь забыл уже об этом, — давно забыл, давно не чувствовал. А там, — забывать нельзя. Расслабишься на минутку — и нет тебя.
Потому и живешь — как последний день.
И вкус виски охренительный, когда пьешь его, как в последний раз.
Да что виски — даже воздух по-другому пахнет.
Такой насыщенной жизнью, что голова кружится.
