И, в конце концов, — с любой бы даже заморачиваться по этому поводу не стал, — сама согласилась, сама оказалась в моей постели, по доброй воле, — и, блядь, сама виновата, что не предупредила!
Но с ней…
С ней, черт возьми, — все по-другому!
И я сам себе в челюсть зарядить готов за то, что причинил ей боль.
Особенно сейчас, глядя в ее безумно прекрасные глаза, полные этой самой боли и недоумения, — после изумленного блаженства это, блядь, тот еще контраст!
— Все хорошо, — всхлипывает, но я ведь, блядь, вижу, что ни хрена не хорошо, что больно ей, и вся сжалась подо мной.
— Теперь лучше уже не останавливаться, малышка, — шепчу ей в губы, снова гладя ее лицо.
Блядь, — если бы я только мог сделать так, чтобы эта боль прошла, чтобы не чувствовалась! Но здесь ни хера, увы, от меня не зависит.
— Потерпи, ладно? — легко провожу по ее губам своими, осторожно раздвигая их и аккуратно проталкиваясь языком. — Потом будет хорошо. В следующий раз.
И, да, я, блядь, сделаю все, чтобы в следующий раз ты извивалась только от удовольствия!
— Все в порядке, — выдыхает она.
И я, со свистом выдыхая через сжатые зубы, продолжаю, — так аккуратно, так медленно, как только способен, накрывая ее грудь одной рукой, поглаживая уже набухший, твердый, как камушек сосок, чуть придавливая его вершинку ногтем, а второй опускаюсь ниже, протискивая между нашими телами, придавив клитор.
— О, Боже, Антон! — взрывается ее крик, — и у меня чуть отлегает, — хотя бы смог добавить наслаждения к этой боли.
Но она никуда не девается, — пока я двигаюсь в ней, она до крови прикусывает мою губу.
Резко выталкиваюсь, выплескиваясь ей на живот, пачкая ее спермой и кровью, — и сам чувствую себя каким-то вандалом, глядя на свой окровавленный член.
— Все, малыш, теперь уже все, — ее тело снова все дрожит.
Притягиваю к себе, обхватив ее лицо руками и баюкаю, поглаживая по волосам, целуя по всему лицу, глаза, прикрытые веки, — до тех пор, пока она не перестает дрожать.
А после, подхватив на руки, бережно несу в душ, смывая кровь и сперму так аккуратно, как будто ей должно быть больно даже от легкого прикосновения.
— Перестань, — она слабо улыбается, глядя на меня. — Все через это проходят и еще никто не умирал.
— Это все… Как — то неправильно, — ерошу волосы, целуя ее плечо. — Ты должна была сказать. Почему молчала? Разве ты хотела, чтобы все вышло вот так? Чтобы твой первый раз был с таким, как я?
