Как только я перешагнула через порог, мне стало легче дышать. Я провела там целый день, читая и проверяя свои записи, пытаясь сосредоточиться на занятиях, предстоящих на следующей неделе. Периодически я поглядывала через плечо, но никто не обращал на меня никакого внимания. И к концу дня мне удалось успокоиться.
Когда вечером я вернулась в свою комнату, я обнаружила телефонное сообщение от Эмили. Звонила психолог из студенческого медицинского центра — и я подумала, что с ее стороны не представиться было очень профессионально и по-доброму. Она попросила, чтобы я перезвонила. Я раздумывала над этим несколько минут — что плохого может случиться, если я этого не сделаю? Но затем я решила, что, учитывая то состояние, в котором я была в течение нескольких предыдущих дней, позвонить ей было неплохой идеей.
Оказалось, что меня приписали другому доктору: Гансу Притцеру, старшему психологу и психоаналитику, который, как я узнала позже, был известен тем, что брался за «самые сложные случаи» в студенческом медицинском центре.
Доктор Притцер был австрийцем небольшой комплекции, рыжеволосым и белолицым; он говорил с сильным акцентом, при этом сссс очень часто выходили как зззз. «Ну и переполох вы учинили в эти выходные», сказал он мне на нашей первой встрече, слегка покачивая головой, как озабоченный отец — дочери прогульщице. По какой-то причине, я немного расслабилась. «Нам надо работать вмезте, Элин, чтобы избежать подобных произшезтвий. Как вы зебя чувзтвуете зегодня?»
И как практически всегда, когда мне задавали этот вопрос незнакомые люди, я быстро ответила: «Лучше. Гораздо лучше, спасибо».
«Нет, мне не кажется, что это действительно так», — сказал он. «Я думаю, что ваша голова занята всяким разным, и что вы должны рассказать мне все, о чем вы думаете, чтобы мы могли работать с этим и разрешить проблему». (работать з этим и раззрешитъ проблему) Мне было интересно, не так ли точно звучал Фрейд, выговаривая эти ввв и ззз, пока он вел своих пациентов сквозь чащу их разума. Мой собственный разум опять разгонялся до такой степени, что мне с трудом удавалось сидеть спокойно.
«Люди управляют мной, они внушают мне разные мысли», сказала я ему. «Я не могу им сопротивляться. Они делают это со мной. Я должна их убить. Вы тоже мной управляете? Они заставляют меня ходить кругами по вашему кабинету. Я даю жизнь, и я ее забираю».
Бормоча и расхаживая, я внезапно остановилась посередине предложения, прикованная к месту чем-то или кем-то невидимым, и затем я начала раскачиваться и стонать. Я хотела лечь на кушетку доктора Притцера, но удивилась, обнаружив, что он мне этого не позволил. «Положение лежа приводит к регрессу, — сказал он. Ваше состояние и так уже слишком ухудшилось».
