Выходя из здания, я попыталась не растерять свой обычный оптимизм. Я еще раз прокрутила в голове свое собеседование — оно прошло хорошо, ведь так? — затем села на свой маленький мопед и поехала домой. И начала ждать.
Когда она не позвонила через пару дней, я позвонила ей сама и оставила сообщение. На следующий день я перезвонила еще раз, оставила еще одно сообщение. Опять ничего. После моего третьего звонка и опять не получив ответа, до меня наконец дошло, что сделало мое признание. Это был болезненный урок, но тот, который я пронесла через последующие двадцать пять лет. Никогда не говори им то, чего ты не обязана говорить. Никогда добровольно не давай никакой информации, о которой тебя не спрашивают.
Я зализывала свои раны в течение еще пары дней, исступленно бормоча о своем разочаровании миссис Джоунс. Затем я еще раз постаралась получить место добровольного помощника, но в этот раз в больнице Литтлмор, другом психиатрическом учреждении в Оксфорде. Литтлмор был также построен в середине 1800-х, но для бедных людей, и от его здания тоже веяло безнадегой. Во время собеседования и в течение рассмотрения моего заявления о приеме на работу, я ничего не рассказала о своем психиатрическом прошлом. Они тут же взяли меня и назначили время моей работы — от пяти до десяти часов в неделю.
В Литтлморе я работала в основном в отделении групповых занятий, куда каждый день приходили проводить время пациенты, большинство из которых были хрониками. Я вела групповые физические упражнения и занятия по искусству, а иногда я просто сидела в комнате и тихо разговаривала с пациентами. С самого начала у меня не было никакой нервозности или тревоги, когда я была рядом с ними; мне казалось совершенно естественным быть там и делать все возможное, чтобы хотя бы немножко облегчить чье-то тяжелое бремя болезни.
Одним из моих любимых пациентов был Том, бывший пациент Р.Д. Лэнга, выдающегося психиатра «анти-психиатрии» шестидесятых[8]. Том был умен и умел хорошо выразить мысль; он потчевал меня историями про ЛСД-вечеринки, которые Лэнг устраивал в лесу для своих пациентов. Я терялась в догадках, что он вообще делает в этом отделении, но я предположила, что ему нужно находиться в структуре такого типа, чтобы оставаться таким здоровым и последовательным, каким он казался.
В отделении был еще один пациент, Роберт, низкий, мускулистый мужчина, который поначалу совершенно не показался мне больным. Затем я узнала, что до того, как попасть в Литтлмор, он был пациентом легендарного Броадмора в Лондоне, одной из британских больниц для душевнобольных преступников. Однажды, когда я собирала пациентов на выход в город, Роберт подошел ко мне со сжатыми кулаками, красным от ярости лицом, и невнятно пробормотал нечто, что я могу описать только как угрожающее рычание. С какой стати? Несколько встревоженная, я спросила сотрудников, что произошло.
