Я прошла почти шесть километров, пока добралась до общежития. Оттуда я тут же позвонила Джин и Ричарду и рассказала о случившемся. Они сразу же стали настаивать, что мне нужно следовать рекомендации врача. «Нет!» — сказала я и повесила трубку, с чувством вызова и страха, и совершенно не представляя, что делать дальше.
Та ночь была ужасна. Я лежала без сна в луже пота, неспособная уснуть, в моей голове крутилась мантра: Я кусок дерьма и я заслуживаю смерти. Я кусок дерьма и я заслуживаю смерти. Я кусок дерьма и я заслуживаю смерти. Время остановилось. К середине ночи я была уверена, что день никогда больше не наступит. Меня окружали мысли о смерти; тогда я поняла, что они начались предыдущим летом, как маленькая струйка в речке, по которой я ходила вброд. С тех пор вода начала постепенно прибывать. Теперь река была глубокой и быстрой, и угрожала постепенно накрыть меня с головой.
На следующее утро, разбитая и изможденная, я позвонила в больницу и попросила доктора Смит: «Я рада, что вы позвонили», — сказала она. «Пожалуйста, приходите как можно скорее».
Ночь, проведенная в одиночестве, сделала свое дело. Никто не запирал меня против моей воли. Я вошла в больницу добровольно. Если я и должна была стать пациентом психушки, то, по крайней мере, это было моим собственным выбором.
Расположенную среди череды зеленых холмов Оксфордшира, больницу Уорнфорд было легко принять за обширное поместье провинциального британского джентльмена — как бы я ни нервничала и ни была отвлечена от реальности, сидя на заднем сидении такси, везущего меня туда, я бы не удивилась, если бы увидела лошадей и гончих собак, несущихся через лужайки и преследующих испуганную лису.
Построенная в начале 1800-х (и называвшаяся раньше «Уорнфордский приют для умалишенных»), больница была изначально основана «для содержания помешанных, отобранных из высших слоев общества». В те времена пациентам регулярно пускали кровь, будучи уверенными, что плохая кровь, подходя к поверхности и оставляя тело, остудит перегревшийся мозг. Если бы все было так просто.
Амбулаторное отделение находилось в старом доме, в тени деревьев, отдельно от главного корпуса. Поначалу я ожидала программы типа Операции Возврат — интенсивной, конфронтационной группы и персонала, готового носом учуять и выставить напоказ любую двойную игру пациентов. Однако всего за час пребывания там я поняла, что оказалась в совершенно другой обстановке. Распорядок дня состоял из нескольких видов деятельности — групповой терапии, индивидуальной встречи с психиатром, чтения вслух, настольных игр (в основном, в «Эрудита» — игры в слова, в которую я умела играть, но никогда не могла выиграть, поскольку не могла сосредоточиться). Много времени мы проводили, сидя в общей комнате, обставленной как гостиная, где мы могли разговаривать, курить или просто молча смотреть в одну точку. Но это место не было гостиной. Любой человек моментально бы понял, что это была комната для душевнобольных пациентов.
