Я не могу объяснить тебе ум писателя, Джереми. Особенно ум писателя, который пережил больше потерь, чем большинство писателей вместе взятых. Мы способны отделить нашу реальность от вымысла таким образом, что кажется, будто мы живём в обоих мирах, но никогда в обоих мирах одновременно. Мой реальный мир стал таким тёмным, что я не хотела жить в нём этой ночью. Вот почему я сбежала от тебя и провела ночь, сочиняя о мире, более тёмном, чем тот, в котором я жила, потому что каждый раз, когда я работала над этой автобиографией, я находила облегчение в закрытии ноутбука. Я почувствовала свободу, выйдя из своего кабинета и закрыв дверь перед созданным мною злом.
Вот и всё, что было. Мне нужно было, чтобы воображаемая версия моего мира была темнее, чем мой реальный мир. В противном случае, я бы хотела оставить их обоих.
Проведя всю ночь и часть утра за работой над рукописью, я наконец добралась до последней страницы. Я чувствовала, что рукопись была сделана в этот момент, потому что, действительно, что ещё я могла добавить? Казалось, что наш мир рухнул. Конец.
Я распечатала его и засунула в коробку, думая, что когда-нибудь в будущем вернусь к нему. Может быть, добавить эпилог. Может быть, я сожгу его. Каким бы ни был план, я не ожидала, что ты каким-то образом прочтёшь его. Я не ожидала, что ты поверишь в это.
После того, как я всю ночь писала, я проспала большую часть дня. Когда я, наконец, проснулась, я не могла найти тебя. Крю уже спал, но тебя там с ним не было. Я стояла в коридоре, гадая, куда ты исчез, когда услышала шум в своём кабинете.
Шум был от тебя. Я не знаю, какой звук ты издавал, но это было хуже, чем в тот день, когда мы узнали, что девочки умерли. Я направилась к своему кабинету, чтобы утешить тебя, но остановилась, прежде чем открыть дверь, потому что твои крики превратились в ярость. Что-то ударилось о стену. Я отскочила назад, не понимая, что происходит.
И тут я вспомнила о ноутбуке. Автобиография была последним файлом, который я открывала.
Я распахнула дверь, чтобы объяснить то, что ты только что прочитал. Я никогда не забуду выражение твоего лица, когда ты стоял там и смотрел на меня с другого конца комнаты. Это было полное и абсолютное... страдание.
Не то, что печаль человека, который только что узнал, что один из его детей умер. Это была всепоглощающая печаль, как будто каждое счастливое воспоминание, которое мы когда-либо имели в семье, стиралось с каждым новым словом той рукописи, которую ты читал. Внутри тебя не осталось ничего, кроме ненависти и разрушения.
