Я наблюдаю за ней ещё немного, прежде чем снова начинаю путаться в своих мыслях.
Я возвращаюсь на кухню, оставляя её наедине с Пэт Сейджак и Ванной Уайт.
В рукописи Верити осталось всего две главы. Я молюсь, чтобы не найти вторую часть где-нибудь, прежде чем я уйду отсюда, потому что не могу принять взлёты и падения всего этого. Беспокойство, которое я получаю после каждой главы, хуже, чем то, что я получаю после того, как хожу во сне.
Я рада, что она не имеет никакого отношения к смерти Честин, но всё это время меня беспокоил её мыслительный процесс. Она казалась такой отрешённой. Она потеряла свою чёртову дочь, но думала только о том, как ей следовало убить Харпер, и ей надоело ждать, когда Джереми оправится от горя.
Тревожно, мягко говоря. К счастью, это скоро закончится. Большая часть рукописи подробно описывает события, произошедшие много лет назад, но эта последняя глава была более поздней. Меньше года назад. За несколько месяцев до смерти Харпер. Её смерть.
Это то, что я планирую сделать в следующий раз. Может быть, сегодня вечером. Я не знаю. Я плохо сплю в последнее время, и я беспокоюсь, что после того, как закончу читать рукопись, я вообще не смогу спать.
Сегодня я готовлю спагетти для Джереми и Крю. Я стараюсь сосредоточиться на ужине, а вовсе не на отсутствии души у Верити. Я специально рассчитала время приема пищи, чтобы Эйприл ушла до того, как ужин будет готов, и я надеюсь, что Джереми отведёт Верити в постель до того, как придёт время ужинать. Мой день рождения почти закончился, и будь я проклята, если съем свой праздничный ужин, сидя рядом с Верити Крауфорд.
Я помешиваю соус для пасты, когда понимаю, что уже несколько минут не слышу телевизор. Я осторожно ослабляю хватку на ложке, кладя её на плиту рядом с кастрюлей.
– Джереми?– Говорю я, надеясь, что он в гостиной. Надеясь, что именно из-за него из телевизора больше не доносится ни звука.
– Я спущусь через секунду!– он кричит мне со второго этажа.
Я закрываю глаза, уже чувствуя, как учащается мой пульс. Если эта сука выключила этот чёртов телевизор, я выйду через парадную дверь без обуви и никогда не вернусь.
Я сжимаю кулаки, чувствуя, как устаю от этого дерьма. Этот дом. И эта чёртова жуткая, психованная женщина.
Я не крадусь на цыпочках в гостиную. Я топаю.
Телевизор всё ещё включён, но он больше не издаёт шума. Верити всёещё в том же положении. Я подхожу к столику рядом с её инвалидным креслом и беру пульт. Телевизор теперь выключен, и я больше не могу говорить об этом. Я покончила с этим.
