— Доброе утро, серп Поссуэло, — сказала она самым лучшим своим серпо-анастасиевским голосом.
— Вообще-то уже почти вечер, — поправил он. — Время закручивается странными маленькими вихрями, когда пробуждаешься от смерти.
Он надолго умолк — так надолго, что Цитре Терранове это начало бы щекотать нервы, но серп Анастасия всего лишь нашла тишину утомительной.
— Я так полагаю, вы явились не со светским визитом, серп Поссуэло?
— Я действительно рад видеть тебя, Анастасия, — сказал он, — но причина, по которой я здесь, тесно связана с причиной, по которой здесь находишься ты.
— Боюсь, я не совсем понимаю.
Он опять пронзил ее тем же испытующим взглядом, а потом спросил:
— Что ты помнишь?
В Цитре снова вспыхнула паника, но она постаралась скрыть ее. По правде говоря, кое-что она уже вспомнила, но далеко не все.
— Мы с Мари — то есть с серпом Кюри — поехали на Твердыню ради разбирательства, которое проводили Великие Истребители, только я не помню, чего оно касалось.
— Оно касалось того, кто станет преемником Ксенократа на посту Верховного Клинка Средмерики, — объяснил Поссуэло.
Дверь в ее память открылась чуть шире.
— Да! Точно, теперь я вспомнила. — В ней нарастал страх. — Мы предстали перед Советом, изложили свои аргументы, и Совет решил, что Годдард не годится на этот пост, что Верховным Клинком должна стать серп Кюри.
Поссуэло откинулся назад, по-видимому, слегка опешив.
— Ах вот оно что…
Новые воспоминания, словно штормовые тучи, заклубились на ментальном горизонте Цитры.
— Я по-прежнему не помню, что случилось дальше.
— Возможно, я смогу тебе помочь, — сказал Поссуэло, видимо, решив, что хватит ходить вокруг да около. — Мы нашли тебя в Хранилище Прошлого и Будущего в объятиях молодого человека, который убил Истребителей, а вместе с ними и тысячи других людей. Того самого монстра, что утопил Твердыню.
●●●
Роуэну приносили еду и воду дважды в день — просовывали в маленькое отверстие в двери. Но тот, кто делал это, не произносил ни звука.
— Вы говорить умеете? — спросил Роуэн при очередной кормежке. — Или вы вроде тех тонистов, что отрезают себе языки?
— Не стоишь ты того, чтобы на тебя слова тратить, — отбрил тюремщик. Он говорил с каким-то акцентом. Франкоиберийским? Чиларгентинским? Роуэн не знал, на каком он материке, не говоря уже о регионе. Или, может, он неправильно понял всю ситуацию. Может, он вовсе и не живой. Может, он умер окончательно и, судя по жаре, царившей в камере, попал в то место, которое люди Эпохи Смертности называли адом. И тогда Роуэна ждут пламя, сера и настоящий Люцифер с рогами и всем прочим, готовый наказать наглеца за кражу своего имени.
