Он заглянул Пафнутьеву через плечо и сразу нашел справку.
— Отлично! Я еду в четыре курьерским. А ты — с вечерним. Снимешь в гостинице, там одна, дешевый номер и жди меня. Понял? Ну, иди!
Пафнутьев просиял от удовольствия и горячо пожал руку Патмосову.
В дверях он приостановился.
— Скажите, Алексей Романович, как вы узнали, что несут телеграмму?
Патмосов засмеялся.
— Эх, простота! Я живу на самом верху. Если кто идет сюда, значит, ко мне. Раз. Теперь одиннадцать часов. В гости ко мне мало кто ходит, и час для гостя поздний. Если по экстренному делу, то человек бежал бы, а этот шел типичной поступью рассыльного. Почтальону — поздно; посыльному тоже. Значит…
— Телеграмма! — окончил Пафнутьев.
— Ну, вот! Подумаешь, так и хитрости никакой нет. Ну, иди!
* * *
Было девять часов прекрасного летнего вечера, когда Патмосов приехал в Нежин. Оставив свой чемодан на вокзале у сторожа, он спросил дорогу в контору постройки и пошел пешком. Контора помещалась на лучшей улице города и занимала дом, нанятый у местного богатого помещика.
Миновав красивый решетчатый деревянный забор с крепкими воротами, Патмосов вошел в открытую калитку и очутился на широком дворе. Справа стояла сторожка и, видимо, баня; слева — конюшня и два сарая, а прямо перед воротами красовался прочный дом в два этажа, с резным крыльцом.
Патмосов поднялся по широкой лестнице на крыльцо и остановился у запертой двери, на которой была прибита жестяная дощечка с надписью: «Контора».
На его звонок дверь распахнулась, и молодой, рослый парень, заслонив дверь, спросил:
— Вам кого?
Патмосов сказал.
— Кто там, Василий? — послышался оклик, и на пороге освещенной комнаты показался среднего роста, крепкий мужчина в чесучовой[17] паре.
Он приблизился и тотчас радостно воскликнул, протягивая обе руки:
— Вы, Алексей Романович! Вот, спасибо! Я, признаться, вас раньше, чем завтра, не ждал. Василий, устрой самовар, ужин, вино подай; да живей!
Богучаров взял под руку Патмосова, провел его через небольшую, темную комнату, потом через просторную канцелярию и ввел его в свой кабинет.
У широкого окна стоял письменный стол, рядом — этажерка, по одной стене — чертежный стол, по другой — широкий оттоман и комод. На столе ярко горела лампа и лежали листы исписанной бумаги.
— Это мой кабинет и спальня, — пояснил Богучаров, — а здесь столовая и тоже спальня! — он провел Патмосова в смежную, освещенную висячей лампой комнату, где стояли буфет, обеденный стол, стулья и такой же, как в кабинете, оттоман.
