Вышедшие пассажиры – их немного – теперь поспешно расходятся. Возле станции припаркован фургон лордеров, он перекрывает подход к одному из лифтов: наверное, они забирают новых заключенных с поезда. Иду прочь от возможных любопытных глаз. Поправляю сумку на плече, нахожу указатель к центру города – Эйден сообщил, где он находится, – и следую в нужном направлении. В памяти никаких следов узнавания – ни станции, ни того, куда от нее идти. Оглядываюсь и над большой аркой, под которой расположены лифты и билетные кассы, вижу цифры: 2050. Когда я жила здесь, этой станции еще не было. Она новая.
Через десять минут добираюсь до центра города, и покалывающее ощущение любопытства, узнавания и неузнавания этого места возвращается. Вот заполненная прохожими пешеходная зона, тянущаяся до старинного здания Дискуссионного зала с информационным табло. Под ногами крошатся камни мостовой; у меня смутное чувство, что они меньше, чем им следует быть. Потому что теперь я выросла?
Трясу головой. Разыгралось воображение? Никаких определенных воспоминаний нет, только тени, которые тают, если на них посмотреть. Возможно, просто страстное желание узнать это место.
По прибытии в Кезик мне следует явиться в «Уотерфолл-Хаус». К моей матери. Я сглатываю; слово звучит совсем неправильно. Заведение расположено на берегу Деруэнтуотер, почти на другой стороне озера, если смотреть из Кезика. Вспоминаю карты и маршруты: пешком примерно три мили. Можно на катере через озеро. Или автобусом по шоссе.
Пешком дольше всего. Значит, пешком. Дороги, а потом тропинки выводят из центра города, мимо разрушенного театра, сбегают вниз к озеру; тропки плутают по лесу с видами на водную гладь, некоторые резко обрываются у воды. По берегам темно-синее озеро окаймлено серебристым льдом; земля под ногами как камень – затвердела на морозе. По тропинкам в разных направлениях бегают люди, некоторые с собаками; лица окутаны клубами белого пара. По мере удаления от Кезика их становится все меньше. Вскоре я остаюсь одна.
Ноги движутся все медленнее и медленнее. В голове полное сумасшествие. Хочется и смеяться, и плакать одновременно. Хочется по пути коснуться каждого дерева, каждого утеса. Хочется узнать их, вобрать в себя, чтобы они усилили шепот памяти. Голова словно набита пушистой ватой; я полна стремления вспомнить, как жила здесь раньше, но ничего определенного не выходит. Может, это неистовое желание заставляет меня испытывать такие чувства, заставляет снова и снова проходить по одним и тем же местам, чтобы вызвать воспоминания, если не из прошлого, так из настоящего.
