В зале сидели в основном мужчины, хотя, впрочем, имелось и несколько женщин — худых, жилистых, с обветренными лицами. По трем стенам комнаты располагались три очага, и в одном из них жарилась на вертеле оленья туша, от запаха которой у Майи немедленно потекли слюнки.
Путники вошли. К ним шагнул очень высокий — невероятно высокий, Майя таких никогда не видала — человек, шевелюра которого знавала лучшие дни. Он махнул рукой, приглашая их входить, и низким рокочущим голосом приветствовал новых гостей. Говорил он по-дагомейски, однако не вполне чисто, с небольшим акцентом.
— Добро пожаловать, путники, — дружелюбно улыбнулся он. — Хотите хлеба и вина? Сюда, садитесь здесь, у огня. Эмили! — рявкнул он так, что затряслись стены. — Отдыхайте, я поесть принесу. Устали, видать, с дороги-то.
— Благодарю, — сказала Майя, старательно подражая его акценту. Они уселись у ревущего очага. Майя мгновенно согрелась, лицо ее порозовело. Приветствовавший их великан — мужчина средних лет — в несколько широких шагов пересек залу. Женщина — жена? — торопливо составляла на поднос еду. Остальные гости обернулись к вошедшим, окинули их внимательным взглядом, а затем вернулись к беседе.
Сквозь рев пламени и гул голосов Майя уловила обрывок фразы:
— …это в медвежьем-то помете? Во имя Чишу! Руку мы там нашли, человеческую руку. Оторвал ее мишка и сожрал, одни косточки остались. И то сказать, кто ж бродит по горам на зиму глядя? И сожрут, и не жалуйся потом!
Майя удивленно моргнула и обернулась. Эти слова принадлежали коротышке с грудью, напоминавшей пивной бочонок, и такому широкоплечему, что из него, пожалуй, можно было бы выкроить двоих. В курчавых медных волосах коротышки проступала плешь, жесткая заостренная бородка была скорее каштановой, нежели рыжей. За массивным стулом коротышки лежал, положив голову на лапы, огромный охотничий пес с короткой жесткой шерстью и неотрывно смотрел на Майю.
Но поразительней всего были не слова, а речь незнакомца, ибо в ней отчетливо слышался акцент жителя Прай-Ри — произношение, какое нечасто услышишь в самом сердце Дагомеи.
— Ну уж нет, и не просите. Я-то эти горы исходил вдоль и поперек, и вот что я вам скажу: дураков на свете хватает. Особенно которые богатенькие. Будто буран разбирает, у кого денежки водятся! Вот однажды шел со мной один, так его молнией шандарахнуло. А я рядом стоял, вот как с тобой сейчас, аж шерсть на руках дыбом. Как на духу! Аргус его жрать кинулся, я еле оттащил. Клянусь Чишу! Медвежатину жрать — жри, а человека не дам!
