— Право, не будет же слуга бегать вверх-вниз только затем, чтобы побаловать эту! — возразила леди Деорвин. — Пусть она согревается работой.
— Я не намерен отсылать ее, мадам. Оставьте свой замысел при себе.
Майя покосилась на дочерей леди Деорвин, которые сидели за шитьем в дальнем углу комнаты. Спины их были безупречно прямы, на лицах — полное равнодушие к бушующему вокруг скандалу. Впрочем, Майя знала, что они ловят каждое слово, и не сомневалась, что позднее все услышанное будет использовано для того, чтобы всласть помучить ее саму.
Леди Деорвин опустилась на колени у королевского кресла с высокой спинкой и умоляюще коснулась усыпанной самоцветами мантии.
— Умоляю вас! Я не в силах больше выносить ее присутствие. Вы видели, каким взглядом она на меня смотрит? Тут и молоко скиснет! Она непочтительна, ленива, упряма…
— Довольно!
— Нет! Позволяя ей оставаться при дворе, вы позорите меня! Ее присутствие становится поводом для насмешек. Слухи, намеки — о, это невыносимо! Умоляю вас, мой господин, отошлите ее!
Майя сглотнула и опустила карту королевств, которую рассматривала все это время. Когда ссора стала такой громкой, что не слышать ее было уже невозможно, Майя как раз обводила пальцем контуры Дагомеи. Однажды побывав в Прай-Ри, она мечтала увидеть и другие страны, но понимала, что этой мечте едва ли суждено сбыться. Майя никогда не упускала случая поговорить с послами других королей, расспросить их о нравах и обычаях их стран. Одна мысль о том, чтобы покинуть двор, лишиться не только матери, но и отца, оставить все, что ей было дорого, и всех, кому она была небезразлична, — одна мысль об этом заставляла ее содрогнуться. О, если бы ей позволили уехать в Муирвуд и присоединиться к матери в ее изгнании! Но на это не стоило и надеяться. Отцовское сердце было тверже кремня.
Отец холодно посмотрел на коленопреклоненную леди Деорвин.
— Быть может, и слухов, и намеков было бы меньше, относись вы к Майе по-человечески! Она моя дочь. Она будет жить при дворе. Она послушна моим приказам, она покорно сносит все тяготы и терпит ваше дурное обращение. Клянусь кровью, женщина, будь у тебя сердце, в моем доме было бы куда больше покоя!
Леди Деорвин фурией взвилась на ноги. Глаза ее метали молнии, челюсти были сжаты от гнева.
— Как вы смеете! — выплюнула она сквозь сжатые зубы.
— Я? Смею? Она моя дочь, а не ваша. Обращайся вы с ней достойно… впрочем, вам это, по-видимому, не под силу. Вас заботит лишь ваша собственная плоть и кровь.
