— Мы его вообще не выключаем, дети темноты боятся, — пояснил он. — Так что? Куда тебя понесло на ночь глядя?
— Хочу удостовериться, что на кладбище все в порядке, — честно ответила я, поспешно влезая в валенки, пока участковому не приспичило еще куда-нибудь прогуляться.
Гришка поперхнулся очередным зевком. И без тоговстрепанные волосы, казалось, еще больше встали дыбом.
— И это обязательно делать ночью? Сегодня?!
— Ну, знаешь, днем там как-то слишком многоЛЮДНО! — шикнула я, натягивая тулуп и заматываясь в шарф. Мороз на улице крепчал.
— Погоди! — в последний момент он перехватил меня за рукав. Страдальчески вздохнул: — Я с тобой… Свитер только надену…
— Можно подумать, ты мне чем-то поможешь… — проворчала я. — А Даша что скажет? Проснется — а тебя и след простыл.
Но проще было остановить бронепоезд. Гришка обладал ослиным упрямством — он мог довольно долго на что-то решаться, но если уж ему что втемяшилось в голову…
Дом участкового мы обошли с другой стороны, по сугробам, зато — уверенные, что Алексей Михайлович нас не увидел. Улицы после моего выступления были пусты и тихи, свет в окнах не горел, зато собаки, которые раньше замолкали, едва я подходила, теперь устроили целый концерт. Честное слово, с тем же успехом я могла бы привязать сзади погремушку.
— Ты же сама осенью говорила, что все в порядке, — бурчал Гришка.
Мы вышли на окраину, где ветер и холод ощущался сильнее, но я все равно слышала его бурчание сквозь шарф.
— Говорила, — вздохнула я. — Но Ника сказала, что радоваться еще рано…
Пришлось рассказать ему о нашем разговоре. Его содержание Гришке очень не понравилось. По мере моего рассказа он хмурился все больше — хотя, может, это было связано с тем, что мы подходили к дому Насти, в котором, в отличие от остальных, горели все окна. Даже с расстояния в несколько десятков метров я чувствовала волны страха, идущие от него, и невольно остановилась.
Зимой ночи светлые — видно, почти как днем, только тени слишком резкие, чернильно-черные. Они испещрили белый, нетронутый наст снега вокруг дома и четко выделили вспаханную борозду от крыльца до калитки на задний двор.
Гришка, не будь дурак, тоже замер. Покосился на меня и достал из-за пазухи лом. Я вытаращила глаза.
— Где ты… Нет, не хочу знать. Надеюсь, у тебя к нему ничего не примерзло?
— Злая ты, — обиделся он, застегивая куртку обратно. И уже гораздо бодрее взмахнул оружием: — Ну что? Идем?
— Зря я тебя взяла… — вздохнула я, но двинулась вперед. — Полуночнице, если это все-таки она, лом не страшен, Гриша. Это дух. На вот, возьми.
