Там меня и застал Гришка. Заметно вздрогнув, он шарахнулся из темных сеней обратно на крыльцо, поскользнулся и с грохотом скатился со ступеней.
— Сдурел? — поинтересовалась я, высунув нос навстречу метели.
— Ты бы отучалась уже людей пугать… — ворчливо отозвался он. — Кого караулишь? Меня чуть инфаркт не хватил, захожу, а в темноте два зеленых глаза и тень черная…
Я презрительно фыркнула. Тени, глаза… Можно подумать, встреть он настоящего вурдалака, дело бы этим и ограничилось.
— А вообще, есть от вашего брата хоть какое-нибудь средство? — когда я отпоила его горячим чаем и привела в чувство, спросил Гришка. Кромсая луковицу на разделочной доске, я пожала плечами.
— Голову отрезать — безотказное средство. Впрочем, не только для оборотня.
— Нет, — отмахнулся парень. — Я не про то. Ну, чтоб никакая тварь ко мне и на метр не подошла, есть способ?
— Если бы он был, о нас бы не рассказывали страшные сказки, — я вытерла невольно исторгнутую слезу и ссыпала лук в котелок, тут же кинувшись к умывальнику. Пока я шумно плескалась за шторкой, отмывая руки и глаза, Гришка размышлял — вслух, по-другому у него плохо получалось. И небезопасно для окружающих.
— Так не зря же говорят: «сказка — ложь, да в ней намек…»? Может, и про нечисть всякую есть правда? Вот, чеснок, например? Зажевал головку…
— И даже мать родная от тебя начнет шарахаться, — фыркнула я, вытираясь. — Тем более, чеснок это про вампиров…
— А они что? — тут же поинтересовался Гришка.
— Что? — не поняла я, переплетая косу.
— Существуют? — осторожно, словно не уверенный в том, хочет ли он получить ответ, спросил дурень.
Я вздохнула. Глянула за окно, где бушевала вьюга — было хорошо слышно, как завывает ветер, пробиваясь в сени. На деревню опустилась белая мгла. Расстроить его, на ночь глядя? Или все же не стоит?
— Никогда их не видела, — дипломатично ответила я и предложила: — Хочешь, ложись сегодня в спальне? Я все равно на печи сплю…
Конечно, он остался. Буря разыгралась не на шутку, дорогу — подобие ее, если точнее — уже давно засыпало, фонари, понятное дело, не горели, а холодина стояла такая, что, когда утром я вышла в сени набрать воды из фляги, пришлось пробить корочку льда. Молоко тоже смерзлось в ледышку, пришлось выкинуть.
Но пока не настало утро, мы лежали в соседних комнатах, слушали, как завывает ветер и радовались предательскому чувству защищенности, прячась под одеялами.
Я лежала, прислушиваясь к дыханию парня. Оно было размеренным, но не сонным.
