Пока, однако, длилась Закатная пора, и Пинслип просто шла, иногда приседая и вытаскивая застрявшие в камнях карбоны – небольшие жемчужины, за которыми охотились кружившие в небе во́роны. Единственные известные на планете птицы якобы напоминали воронов с легендарной Терры, отсюда и их название, хотя они были намного крупнее и умнее, а еще черные как смоль, не считая лишенных зрачков белых глаз. Их, правда, сложно было считать полноправными Иными – как и большинство населявших Еврому созданий, – но Вайз все равно казалось, будто они за ней наблюдают, пытаясь прокаркивать фрагменты забытых слов.
– Жра-ать! – прохрипел тот, что покрупнее, приземляясь на кучу пористых камней. – Жра-ать!
– Держи, – Пин бросила ворону блестящий карбон. Тот каркнул, наклонился и клюнул, а затем задрал клюв, пытаясь проглотить твердую жемчужину, и Вайз на мгновение испугалась, что он задохнется. Ворон, однако, захлопал крыльями и переступил с ноги на ногу, поглядывая на нее с явной хитринкой.
– Жра-ать! – снова каркнул он, но Пинслип лишь засмеялась и покачала головой.
– Иди сам поищи, старый негодник, – ответила она, ускоряя шаг.
Метрах в двухстах впереди на пляже возвышалась скала, которую местные называли Пальцем Тартмана – идеальное место, чтобы усесться на ее вершине, слушая шум волн и забыв обо всем. Когда Закатная пора вступала в решающую фазу, именно Палец первым погружался в тень. Пин любила сидеть на нем, наблюдая, как пляжи Серого моря окутывает гаснущий в течение многих часов розовый свет, защищая Еврому-7 от прихода ночи. Впрочем, то было единственное время, когда Палец Тартмана оставался безлюдным, – сидеть на нем в Закатную пору считалось опасным чудачеством, и в селении ходили рассказы о безрассудных глупцах, которые, убаюканные шумом волн, заснули на вершине Пальца, чтобы никогда уже больше не вернуться домой.
– Глупцы, – нараспев пробормотала Вайз и радостно повторила еще несколько раз: – Глупцы, глупцы, глупцы.
На Пальце Тартмана кто-то сидел.
Она заметила его, когда добралась до места, где потрескавшийся фрагмент пляжа образовывал небольшое русло, заполненное серой водой. С такого расстояния она не могла различить сидящего, но была уверена, что это не кто-то из взрослых – маленькая фигурка выглядела не больше ее самой. «Наверняка Клаб Мурд», – решила она: сын ботаника Пекки Мурда, работавший вместе с отцом и приходивший в восторг от каждого дурацкого куста, оплетавшего руины. Что он тут делает?
