— И это случилось здесь? — спросил дядя Фёдор.
— Да, — подтвердил кот, — это случилось здесь.
— Тогда почему мы попали сюда?
— Мы с Шариком тут жили. Я выбрался, пока ещё можно было. А ты — особенный. И родители у тебя особенные. Потому что я очень надеюсь, что вы сделаете что-то правильное. Сам не знаю, что, но что-то чтобы все, кто здесь умер, хотя бы не зря это сделали.
Дядя Фёдор посмотрел на Матроскина. Матроскин молчал и старался не смотреть ему в глаза. Потом на Шарика. Шарик сам не понимал, о чём идёт речь, но ему было страшно. А телёнок ничего не понимал. Он пошатывался на своих восьми ногах и глядел на всех глупо и радостно.
Мальчик обнял его за шею.
— Ты ведь ничего не знал. Ты не виноват ни в чём. Я тебя прошу. Я тебя умоляю: беги отсюда. Пожалуйста, ты ведь знаешь, как это сделать. Беги. Матроскин правду сказал. Я чувствую, что в этом он мне не соврал. Беги отсюда. Пожалуйста. Пускай больше никто этого не сделает. Мне очень жалко. Я очень хочу жить. Я хочу вырасти и быть как папа и мама. Но это же правда. Мы не выберемся отсюда. А ты можешь. Пожалуйста, хороший мой. Беги. Я хотел научиться быть как папа с мамой. Матроскин и Шарик тоже что-то хотели, я знаю, они честно хотели. А ты только пришёл сюда. Ты не знаешь ничего. Убегай, пожалуйста!
Вокруг Слейпнира вспыхнула радуга, будто бы цветок распустился всеми возможными и невозможными цветами.
Бычок встрепенулся, поднялся на задние четыре ноги, ударил передними и… со звуком выстрела, исчез…
Матроскин печально посмотрел на пустоту, которую тот оставил за собой.
— Эх, дядя Фёдор, если и были у нас шансы, они только что убежали.
— Не надо мне больше врать, — грустно сказал мальчик, — мы все здесь умрём. И ничего с этим сделать нельзя. Я тоже читал записки профессора. Я хотел спасти хотя бы кого-нибудь.
— Ты ведь правда не боишься? — спросил кот.
— Боюсь, — признался дядя Фёдор, — очень боюсь. И очень хочу увидеть папу и маму, но этого ведь не случится, правда?
— Не знаю, — признался Матроскин, — теперь нам остаётся только держаться так долго, как мы сможем.
— Вот и отлично, — подал голос Шарик, — пускай они к нам приходят. Все. Мы их встретим. И проводим.
— Уважаю концептуальный акционизм, — одними губами улыбнулся Матроскин.
— Чего? — переспросил Шарик.
— Да так… — хмыкнул кот, — Что нам ещё остаётся?
