— Где взяла?
— Вас не интересует, почему? Какой ужас надо испытывать, чтобы решиться на такое! Вас интересует — где взяла. Ну конечно же! Успокойтесь, никто ей ничего не подсовывал. Отец давно уже не засыпает без таблеток. С тех пор как бизнес в гору пошел. Он не один такой, мне рассказывали. Видимо, нервы — это и есть цена успеха. Нет, таблетки, разумеется, не валяются по всему дому… но…
— Это-то понятно. Не в сейф же прятать, да?
— Сейчас они именно в сейфе. А рядом с ней постоянно кто-то есть.
— Ну хорошо, хорошо. Почему вы не рассказали об этом следователю? Тому, кто вел дело до меня?
Арина ожидала очевидного ответа вроде «мы с ним с тех пор не общались», но Аннетта Игоревна резко бросила:
— Потому что это не имеет никакого отношения к… к делу.
— Вот как? — усомнилась Арина.
— Ну то есть… — хозяйка словно немного смутилась, сообразив, что сказала глупость, и, подняв повыше подбородок, принялась надменно объяснять. — Имеет лишь в том смысле, что это результат пережитого потрясения. И нечего это обсуждать.
— Но мне-то вы все-таки рассказали, — вкрадчиво проговорила Арина.
— Только затем, чтобы вы наконец от нас отвязались!
— И про похищение ни полсловечком не упомянули, — еще вкрадчивее, словно сама себе, заметила Арина.
— При чем тут… Это очень давняя история, и она уж точно не имеет отношения к тому, что случилось сейчас.
— Почему вы так уверены?
— Потому что похищение — это выдумка!
— Николь просто сбежала, да?
— Да, да, да! — Аннетта Игоревна говорила негромко, но казалось, что она кричит. — Неужели до вас не доходит, что ваши расспросы бессмысленны и бесчеловечны?
Арина примирительно улыбнулась:
— Убийство само по себе бесчеловечно. Поэтому и его расследование не слишком приятный процесс.
— Да все равно вы ничего не найдете! — перебила ее Аннетта Игоревна. — Ну так и оставьте нас в покое, нам и так досталось.
— Последний вопрос и я ухожу, — мягко проговорила Арина. — Скажите, Николь всегда присутствовала на выставках Софи?
— Разумеется. Как она могла не присутствовать? — и голос, и лицо хозяйки выразили крайнюю степень изумления, словно ее спросили, всегда ли она одевается, выходя на улицу.
— Ну… она же сама не художница, зачем бы ей?
— Неужели непонятно? — казалось, по плотному розоватому шелку, по безупречно гладкому лицу поползли трещины. — Она же не могла это пропустить! Ведь они же близнецы! — голос Аннетты Игоревны точно надломился, задребезжал.
Лощеный адвокат кинулся к ней, подхватил под руку. Из соседней комнаты явилась та, с ледяным голосом, что объясняла Арине про несчастную мать, засуетилась, захлопотала. Откуда-то возник пузырек с какими-то темными каплями, в хрустальный стакан заструилась из хрустального графина хрустальная вода…
