Милейший этот дьявол — можем же мы теперь применить к нему этот смягчающий эпитет — вел себя столь безупречно, что, когда господь снизошел на нашу Землю, он счел для себя возможным остановиться, чтобы побеседовать с ним, как это явствует из второй главы книги Иова. Он доверил ему и кое-какие полицейские обязанности, которые не имеют ничего общего с обязанностями агента-провокатора, ибо, как было сказано, задача не в том, чтобы вводить человека во искушение, а в том, чтобы побуждать в нем волю к действию, каковая имеет склонность ослабевать, как доказал нам это знаменитый Гёте, автор «Фауста»>[87].
В этой связи вряд ли стоит приписывать невежеству некоторых средневековых монахов высказанное ими предположение, будто этот дьявол был вдохновителем всех знаменитых открытий, составивших славу XV века. Вспомним, ведь порох выдумал не кто иной, как монах по имени Бертольд Шварц, а если в самом деле подсказал это ему Люцифер, то, может статься, тому просто захотелось воскресить в памяти былые свои подвиги артиллериста в пору службы у Сатаны. Но факт этот отнюдь не доказан; зато все знают, что именно он внушил доктору Фаусту идею книгопечатания>[88], этой всенародной могущественной силы, способной противостоять пушкам — ultima ratio, последнему доводу королей.
Пушка и книгопечатание суть, таким образом, две противоборствующие силы, стремящиеся уничтожить друг друга: первая — во имя мрака, вторая — во имя света. А ведь сказано в евангелии: «И несть раздора в преисподней». Так что если книгопечатание изобрел наш дьявол, пушку изобрести он не мог.
Оставим эти беспредметные споры. Бедняга Люцифер и без того оказывается кругом виноватым в глазах известного рода людей. Его обвиняют, и не без основания, в материализме и в коммунизме и сильно подозревают в том, что он имел касательство к событиям прошлого года. Мы полагаем, что у него были чистые намерения и что присущая людям злоба преувеличила их последствия. Вот почему мы просим отнестись все же снисходительно к этому существу, скорее несчастному, чем виновному, которого, надо думать, коснется та всеобщая амнистия, что уготована всем бедолагам, которых его теории сбили с толку.
Опубликована в «Le National» 27 октября 1850 г. в составе повести «Подпольные торговцы солью»
Я, честно говоря, побаиваюсь, что наскучил публике рассказами о своих злополучных поисках аббата де Бюкуа. С другой стороны, читатели не вправе рассчитывать, что в наши дни истории с продолжением будут столь же увлекательны, как во времена, когда нам еще не воспрещали писать о любви.
